Галерея «Максим» - Олег Рой

По советским меркам родовое гнездо Емельяновых считалось огромным, а главное – уникальным. Это сейчас, когда многие уже стали нормально зарабатывать и иметь возможность разнообразно обустраивать свое жилье, двухэтажные квартиры не редкость. А тогда они были чем-то особенным, из ряда вон выходящим. Почти все, кто приходил к Емельяновым в гости, удивлялись – с ума сойти, у вас второй этаж есть! Маленький Илюша этим очень гордился. В их районе, на Басманной (тогда улице Маркса) просто большими квартирами было никого не удивить – исторический центр, дома в основном старые, новостроек, с социалистическим стандартом – двенадцать метров общей площади на человека – немного, хрущевок, где даже в комнатах тесно, а в кухне и вовсе не повернуться, практически нет. Так что количество комнат в квартире Емельяновых – их тогда было пять – приятелей Илюши не удивляло. А вот то, что в одну из них, просторную и светлую, хоть и с низким, всего два двадцать, потолком, нужно подниматься по лестнице – это совсем другое дело.

При бабушке верхняя комната была приспособлена для хозяйственных целей, служила чем-то вроде кладовки. Потом превратилась в его студию и пребывала в этой роли без малого тридцать лет. А затем ей добавилась еще одна функция – она стала еще и его спальней. Раньше Илья приходил сюда спать на старом диване-книжке только в исключительных случаях, когда болел гриппом, например, и не хотел заразить Аллу. Потом стал оставаться тут все чаще. А в последнее время окончательно перебрался из спальни в студию. Здесь можно было открывать окно и всю ночь спать, дыша свежим воздухом, и утром не слушать претензий жены о том, что она «вся окоченела и глаз не могла сомкнуть от холода». Здесь не было махровых простыней, на которых он чувствовал себя неуютно, и обилия розового цвета, который его так раздражал. Здесь – что греха таить! – не было Аллы, контактировать с которой ему иногда совершенно не хотелось…

Студия была его царством, его территорией, его миром, куда не допускались посторонние. Когда несколько лет назад Алла затеяла грандиозный ремонт и кардинально переделала все в квартире, Илья ни в чем ей не возражал, но на второй этаж не допустил. И тут все осталось, как было и десять, и двадцать лет назад. Разве что картин прибавилось. И конечно, изменился их стиль. В юности и в студенческие годы Илья работал в классической манере, потом стал пробовать другие приемы, искал себя… И нашел. Пусть его имя не гремит, у него нет собственной галереи и пока не было персональных выставок, а восторженные почитатели его таланта не рвут на аукционах друг у друга из рук его работы, но владелец швейцарского арт-салона купил целых три его картины за весьма приличную сумму, а это о многом говорит. Беседуя с Ильей, он недвусмысленно намекнул, что, если бы такой художник жил в Европе, его путь к успеху оказался бы куда короче. Однако Илья и мысли об эмиграции не мог допустить. Он нисколько не осуждал тех, кто уезжает, считая, что выбор места жительства – личное дело каждого. Но он, Илья Емельянов – русский человек и русский художник, и хочет жить только здесь, в России.

Едва он положил на место последнюю чистую кисточку, как внизу раздался звонок. «Наверное, Марина», – подумал Илья, торопливо спускаясь вниз. Его агент, или директор, или, как ей больше нравилось себя называть, импресарио, должна была приехать вечером, чтобы обсудить что-то важное. Но оказалась не Марина, и вообще звонили не в дверь, а по телефону. Илья не сразу это понял (так уж он был устроен: увлекшись работой или своими мыслями, мог запросто перепутать звонки), а поняв, отправился по квартире в поисках телефонной трубки. Ни Алла, ни Максим почему-то никогда не возвращали трубку на базу, а, поговорив, просто бросали ее где попало. Илью эта манера очень нервировала, тем более что лишенная подзарядки трубка быстро «садилась» и в самый неподходящий момент важного разговора принималась противно пищать, сообщая, что вот-вот «сдохнет».

Телефон обнаружился в гостиной на журнальном столике, Илья нажал кнопку уже в последний момент, после девятого или десятого звонка.

– Привет, старик! – услышал он. – А я уже хотел отбой давать, думал, вас никого дома нет. Наверное, оторвал тебя от работы? Прости засранца.

– Нет, что ты, Славка, – торопливо заверил художник. – Ты мне нисколько не помешал. Я просто телефон найти не мог.

Славка Буковский был его лучшим другом, даже больше, чем другом. Так уж получилось, что вырос Илья практически без мужского воспитания. Дед его, занимавший довольно крупные посты и бывший одно время даже заместителем министра, что называется, «сгорал на работе» и умер от очередного инфаркта, когда внуку было всего шесть лет. А отца Илья никогда даже не видел. Мама Илюши, Зиночка, была очень хорошенькой девушкой, модницей и хохотушкой. Кавалеры утверждали, что она похожа на Брижит Бардо, и ходили за ней толпами. А еще Зиночка была максималисткой, весьма обидчивой и не в меру принципиальной. И когда ее муж всего-то через три месяца после свадьбы неудачно пошутил с беременной женой – мол, при таком количестве поклонников вокруг нее он не может быть уверен, его ли это ребенок, – как Зиночка тут же выставила его за порог папиной квартиры, заявила, что больше никогда не захочет его видеть, и клятвы своей не нарушила. Верность данному слову была фамильной чертой Емельяновых.

Илья рос с мамой и бабушкой. И оттого особенно привязан был к соседу из квартиры напротив – Славе Буковскому. Тот был старше на восемь лет и относился к Илюхе как к младшему брату. Для мальчика же он был и старшим другом, и в какой-то мере даже заменой отсутствующего отца. Славка никогда не шпынял его, не унижал, не говорил обидных вещей в духе: «Ты еще мал, не поймешь!», а всегда объяснял, помогал, заступался, если нужно, – Илья в детстве был трусоват и дать отпор обидчикам не умел, не хватало ни сил, ни смелости.

Свою дружбу они пронесли сквозь годы и сами не заметили, когда стали общаться уже на равных. К тому моменту, когда Славка отслужил в армии, окончил МГУ и переехал в другой район, разменяв с сестрой родительскую квартиру, они уже не чувствовали разницы в возрасте. Да, Слава старше, опытнее, лучше разбирается в жизни и в людях. Но Илья так много знал об искусстве, культуре, истории и многих других вещах, что чаще даже старший из друзей, а не наоборот обращался к младшему за советом, например с просьбой объяснить, что означает то или иное новое слово, появившееся в последнее время в русском языке.

Наверное, со стороны нелегко было бы понять, что связывает и держит вместе этих двух совершенно разных людей. Один – художник, влюбленный в искусство, быть может, несколько «не от мира сего»; второй – офицер «на государевой службе», как он сам говорил, здоровый карьерист, отличный организатор, волевой, сильный. И при этом – душа любой компании, шутник, красавец, большой любитель и любимец женщин. Вроде бы диаметрально противоположные личности. А вот поди ж ты…

Последние годы они редко виделись, да и созванивались не так уж часто – оба заняты, дела, семья, работа. Но Илья по-прежнему очень дорожил этой дружбой. Он вообще был человеком не слишком общительным, трудно сходился с людьми, а привязавшись к кому-то, прирастал всем сердцем, всем существом. Не то что Алка – та могла, едва познакомившись на очередной тусовке с какой-нибудь дамочкой, тут же записать ее в лучшие подружки, проводить с ней сутки напролет, а через неделю рассориться и, повозмущавшись денек тем, какая та нехорошая, напрочь забыть о ее существовании.