Конь и его мальчик - Клайв Стейплз Льюис

– Об этом, госпожа, мы потолкуем завтра, – сказал Итого. – Спать пора.

Однако назавтра, уже перед самой столицей, они столковаться не могли. Аравита предлагала переплыть ночью огибающую город реку, и вообще в Ташбаан не заходить. Игого возразил ей, что для Уинни река эта широка, особенно – со всадником (умолчав, что она широка и для него), да и вообще на ней и днем, и ночью много лодок и судов. Как не заметить, что плывут две лошади, и не проявить излишнего любопытства?

Шаста сказал, что лучше переплыть реку в другом, более узком месте, но Итого объяснил, что там, по обе стороны, дворцы и сады, а в садах ночи напролет веселятся тарханы и тархины. Именно в этих местах кто-нибудь непременно узнает Аравиту, а может быть – и мальчика.

– Надо нам как-нибудь переодеться, – сказал Шаста. Уинни предложила идти прямо через город, от ворот до ворот, стараясь держаться в густой толпе. Людям, сказала она, и впрямь хорошо бы переодеться, чтобы походить на крестьян или на рабов, а седла и красивую кольчугу завязать в тюки, которые они, лошади, понесут на спине. Тогда народ подумает, что дети ведут вьючных лошадей.

– Ну, знаешь ли! – фыркнула Аравита. – Кого-кого, а этого коня за крестьянскую лошадь не примешь.

– Надеюсь, – вставил Итого, чуть-чуть прижимая уши.

– Конечно, мой план не очень хорош, – сказала Уинни, – но иначе нам не пройти. Нас с Итого давно не чистили, мы хуже выглядим – ну, хотя бы я… Если мы хорошенько выкатаемся в глине, и будем еле волочить ноги и глядеть в землю, нас могут не заметить. Да, подстригите нам хвосты покороче, и неровно, клочками.

– Дорогая моя госпожа, – сказал Итого, – подумала ли ты, каково предстать в таком виде? Это же столица!

– Что поделаешь!.. – сказала смиренная лошадь (она была еще и разумной). – Главное – через столицу пройти.

Пришлось на все это согласиться. Шаста украл в деревне мешок-другой и веревку (Итого назвал это «позаимствовал») и честно купил старую мальчишечью рубаху для Аравиты.

Вернулся он, торжествуя, когда уже смеркалось. Все ждали его в роще, у подножья холма, радуясь, что холм этот – последний. С его вершины они уже могли увидеть Ташбаан. «Только бы город пройти…» – тихо сказал Шаста, а Уинни ответила: «Ах, правда, правда!»

Ночью они взобрались по тропке на холм и, выйдя из под деревьев, увидели огромный город, сияющий тысячью огней. Шаста, видевший это в первый раз, немного испугался, но все же поужинал и поспал. Лошади разбудили его затемно.

Звезды еще сверкали, трава была влажной и очень холодной; далеко внизу, справа, над морем, едва занималась заря. Аравита отошла за дерево и вскоре вышла в мешковатой одежде, с узелком в руке. Узелок этот и кольчугу, и ятаган, и седла сложили в мешки. Лошади уже перепачкались, как только могли; чтобы подрезать им хвосты, пришлось снова вынуть ятаган. Хвосты подрезали долго и не очень умело.

– Ну, что это! – сказал Игого. – Ох, как бы я лягался, не будь я говорящим конем! Мне казалось, вы подстрижете хвосты, а не повыдергиваете…

Было почти темно, пальцы коченели от холода, но в конце концов с делом справились, поклажу нагрузили, взяли веревки (ими заменили уздечки и поводья) и двинулись вниз. Занялся день.

– Будем держаться вместе, сколько сможем, – напомнил Игого. – Если же нас разлучат, встретимся на старом кладбище. Тот, кто придет туда первым, будет ждать остальных.

– Что бы ни случилось, – сказал лошадям Шаста, – не говорите ни слова.

Сперва Шаста видел внизу только море мглы, над которым вставали купола и шпили; но когда рассвело и туман рассеялся, он увидел больше. Широкая река обнимала двумя рукавами великую столицу, одно из чудес света. По краю острова стояла стена, укрепленная башенками – их было так много, что Шаста скоро перестал считать. Остров был, как круглый пирог – посередине выше, и склоны его густо покрывали дома; наверху же гордо высились дворец Тисрока и храм богини Таш. Между домами причудливо вились улочки, обсаженные лимонными и апельсиновыми деревьями, на крышах зеленели сады, повсюду пестрели и переливались арки, колоннады, шпили, минареты, балконы, плоские крыши. Когда серебряный купол засверкал на солнце, у Шасты сердце забилось от восторга.

– Идем! – не в первый раз сказал ему конь.

Берега с обеих сторон были покрыты густыми, как лес, садами, а когда спустились ниже и Шаста ощутил сладостный запах фруктов и цветов, стало видно, что из-под деревьев выглядывают белые домики. Еще через четверть часа путники шли меж беленых стен, из-за которых свешивались густые ветви.

– Ах, какая красота! – восхищался Шаста.

– Скорей бы она осталась позади, – сказал Игого. – К Северу, в Нарнию!

И тут послышался какой-то звук, сперва – тихий, потом – громче. Наконец, он заполнил все, он был красив, но так торжественен, что мог и немножко испугать.

– Это сигнал, – объяснил конь. – Сейчас откроют ворота. Ну, госпожа моя Аравита, опусти плечи, ступай тяжелее. Забудь, что ты – тархина. Постарайся вообразить, что тобой всю жизнь помыкали.

– Если на то пошло, – ответила Аравита, – почему бы и тебе не согнуть немного шею? Забудь, что ты – боевой конь.

– Тише, – сказал Игого. – Мы пришли.

Так оно и было. Река перед ними разделялась на два рукава, и вода на утреннем солнце ярко сверкала. Справа, немного подальше, белели паруса; прямо впереди был высокий многоарочный мост. По мосту неспешно брели крестьяне. Одни несли корзины на голове, другие вели осликов и мулов. Путники наши как можно незаметней присоединились к ним.

– В чем дело? – шепнул Шаста Аравите, очень уж она надулась.

– Тебе-то что! – почти прошипела она. – Что тебе Ташбаан! А меня должны нести в паланкине, впереди – солдаты, позади – слуги… И прямо во дворец, к Тисроку (да живет он вечно). Да, тебе что…

Шаста подумал, что все это очень глупо.

За мостом гордо высилась городская стена. Медные ворота были открыты; по обе стороны, опираясь на копья, стояло человек пять солдат. Аравита невольно подумала: «Они бы мигом встали прямо, если бы узнали, кто мой отец!..», но друзья ее думали только о том, чтобы солдаты не обратили на них внимания. К счастью, так и вышло, только один из них схватил морковку из чьей-то корзины, бросил ее в Шасту, и крикнул, грубо хохоча:

– Эй, парень! Худо тебе придется, если хозяин узнает, что ты возишь поклажу на его коне!

Шаста испугался – он понял, что ни один воин или вельможа не примет Итого за вьючную лошадь, – но все же смог ответить:

– Он сам так велел!

Лучше бы ему промолчать – солдат тут же ударил его по уху, и сказал: