Перевозчик - Анатолий Батов

Ко мне подплывала крупная – больше метра – рыбина, по форме напоминающая дельфина или даже акулу, но снизу, на морде, имеющая множество разновеликих усиков, из чего я заключил, что это какая-то разновидность донных рыб. Тем более что плыла она в полуметре от дна. Она ощупала мои ноги и начала подниматься. Остановившись на уровне моей груди, она уставилась на меня. Очевидно, из-за своих размеров у нее не было врагов и она никого не боялась. Я протянул руку и потрогал ее. Она не испугалась, а, повернувшись, ощупала мою руку усами и губами потом туловищем и хвостом, словно приглашая поиграть, слегка ударила меня по груди. Тогда я обхватил ее обеими руками, и она, не вырываясь, проплыла со мной несколько метров, как будто желая покатать. Я выпустил ее, оттолкнулся от дна и несколько отплыл, но она, развернувшись, снова подплыла ко мне. Так некоторое время мы с ней играли.

Наконец я почувствовал, что начинаю промерзать. Пришлось проститься со странной игруньей, и я начал подниматься. Она, недолго провожая, следовала за мной, но на полпути остановилась и, на прощанье взмахнув хвостом, снова ушла вниз.

За это время пару раз я вроде бы начинал чувствовать кислородный голод, но через мгновение он проходил. Прошло уже около получаса, и, подумав, что на первый раз достаточно, я всплыл на поверхность. Хоть течение было несильным, но метров на пятьдесят меня отнесло от места, где я раздевался. Я заметил это по двум отдельно стоящим большим соснам.

Восьмого мая, значит на седьмой день моего нахождения здесь (я хорошо это запомнил), вдруг увидел в небе быстро передвигающийся четырехугольник темно-серебристого цвета. Он передвигался на небольшой высоте, одним более острым углом вперед со скоростью, раза в два превышающей наш реактивный самолет, но абсолютно без звука. Весь этот предмет был окутан голубоватым искрящимся облачком и вместе с ним перемещался.

– Вот это да! – удивленный, открыв рот, машинально проговорил я вслух. – Самолет что ли; может, разновидность тарелки.

Да нет, хоть он и быстро скрылся, но я отчетливо успел заметить на серебряном фоне боковых углов его какие-то знаки, а зачем знаки «богам», и потом, ведь наш самолет в принципе представляет собой тоже четырехугольник – нос, хвост и два крыла.

Здорово озадаченный, я задумчиво продолжил движение. В этот день произошел и еще один случай.

В полдень я уселся пообедать остатками зайца метрах в пятнадцати от небольшого возвышения, на котором когда-то росло дерево, сейчас оно было выворочено с корнем, и под ним, в образовавшемся углублении, как потом оказалось, находилось логово тигрицы с двумя тигрятами. Это выяснилось позже, а пока я, досыта наевшись, подумал, куда бы деть остатки – жалко выбрасывать. Только я так подумал, как из углубления под корнем вылезли, потягиваясь (наверно, спали) один за другим два маленьких тигренка и принялись весело возиться и играть. Решив оставить им остатки зайчатины и идти дальше, я поднялся и, не забыв прихватить дубину, направился к ним. Они насторожились и попятились, один юркнул в нору, но второй, похрабрее, остался. Остановившись недалеко, я кинул свое угощение, оно упало в полуметре от него. Он, принюхиваясь, осторожно подошел и лизнул его.

В это время сзади послышался шум, я обернулся: на меня с оскаленной пастью неслась тигрица, она была уже рядом. Представляете ситуацию? В первый момент меня охватил ужас. Метров с пяти она прыгнула и на лету лапами и грудью уже готовилась сбить меня. В последний момент, придя в себя, я успел отпрыгнуть и поднял дубину, а она, видя, что промахивается, уже повернула в мою сторону оскаленную пасть и наклонила корпус, чтобы, приземлившись, тут же повторить нападение, и как раз в момент ее приземления, сделав шаг вперед, я нанес удар, не успев подумать, в какое место бить, и попал по спине. Удар получился такой силы, что перерубил ее пополам. Она захрипела, затем затихла и осталась лежать. После этого у меня образовалась дрожь в коленках, и я опустился на землю. Сейчас бы закурить, чтобы снять стресс… но, увы…

Тигрята, уже оба, ничего не понявшие, ласкались к лежавшей матери, потом занялись с моей зайчатиной. Жалко их: теперь, наверное, не выживут. Только сейчас я сообразил, что мог бы не убивать ее, а просто убежать, но уж очень быстро все произошло и некогда было оценивать ситуацию, пришлось реагировать мгновенно. Вообще пару раз я уже встречался с такими зверями, и они не показались столь свирепыми, просто здесь мать защищала своих детей. Один раз тигр прошел совсем рядом. Я остановился и уступил ему дорогу, а он только слегка поворчал, очевидно, не считал меня за пищу, а почитал за равноценного охотника, а пищи здесь было и так в изобилии.

Посидев еще немного и придя в себя, я снова продолжил свой, ставший уже надоедать, однообразный путь. Правда, кое-какую надежду вселил вроде бы увиденный самолет. Почему вроде бы? Потому что прошло еще несколько дней, пошла уже третья неделя, мой «календарь» на дубинке насчитывал уже семнадцать зарубок, но больше ничего подобного не повторялось, хоть я и, как говорится, все глаза проглядел, постоянно задирая голову к небу. И уже все чаще в голове являлось известное выражение: «А был ли мальчик?». Может, все это мне привиделось, от большого желания? Да и какие могут быть самолеты, когда уже столько прошел, скоро река кончится, а на обоих берегах, насколько только может глаз охватить, один только лес. Река действительно стала совсем узкой, метров пятнадцать, в некоторых местах и десять, а была никак не меньше ста. Вот скоро дойду до истока – и что? Дальше куда идти? Надо было в другую сторону пойти, ведь река всегда куда-нибудь впадает. Да, еще на два дня и две ночи подряд зарядил мелкий дождь – в общем, начал я скисать. Но вот, наконец, на третий день к вечеру дождь затих, а когда я уже стал засыпать на «постели», как обычно, приготовленной под дубом из сосновых и еловых душистых ветвей, кончился совсем.

Проснулся я часов в девять (здесь я всегда долго и крепко спал), светило Солнце, и день обещал быть отменным. Сходил к реке, разделся до пояса и умылся. Очень сильно зарос. Раньше я никогда не носил ни бороды, ни усов, и было непривычно – неприятно чесалась кожа.

Как бы и казалось бесперспективным теперь мое движение вперед по реке, но до конца дойти нужно и уже там решать, что делать дальше. Но прежде надо добыть пищу. Вчера, еще в обед, я доел кролика и лег спать уже голодным. Добыть что-либо еще то ли поленился, то ли помешала моя хандра, и я, махнув рукой, оставил все на утро.

Последние дни я иногда для ускорения, говоря земным языком, передвигался трусцой, но местная трусца у меня выходила этак километров сорок в час, и никаких затруднений в дыхании.

Сегодня я тоже побежал. Пробежав километров пятнадцать, вдруг заметил стадо косуль. Вот говорю: косуль, а ведь в биологии я разбирался так же «хорошо», как и в астрономии, короче, побольше козы, но без рогов. Лес в этом месте поредел, и они паслись на полянке (уже стала подрастать травка). Я остановился, раздумывая, стоит ли начинать на них охоту? Куда я дену столько мяса? Пока я думал, основное стадо, голов двадцать, повернуло в глубь леса, а один, чуть поменьше, отстал и оказался ближе к реке. И я решился. Чтобы отсечь его от стада, забежал со стороны леса; он перепугался и кинулся дальше к реке, но далеко от меня не убежишь, догоняя, я бросил в него дубинкой и свалил с ног; тут же настиг, придавил коленом и, достав нож, перерезал горло, чтобы сошла кровь.