Первое дело Аполлинарии Авиловой - Катерина Врублевская

Сначала все шло как обычно — молебен в институтской церкви все с тем же отцом Алексием в фиолетовой рясе, представление начальнице и прочее. Я встретила Егорову — она подурнела и осунулась в пепиньерках. Бедняжка! Она так посмотрела на мою «Trocadero», что мне стало немного не по себе.

Нас посетили губернатор и Григорий Сергеевич. Фон Лутц отвратительно лебезила перед ними.

Танцы начались с полонеза — этого чопорного полонеза, на который соглашаются даже великие княгини. Мой спутник проявил себя истинным кавалером — танцевал со мной, Настенькой, даже пригласил одну пепиньерку на вальс.

Время было позднее и чувствовалось, что институтки устали. Григорий Сергеевич встал со своего места, где он неподвижно просидел весь вечер, и тут же раздался протестующий голос мадам фон Лутц:

— Но как же так?! Вы уже нас покидаете? Останьтесь, прошу вас…

— Не могу, мадам, надо идти, дела. Нет, не провожайте, я знаю дорогу, — он улыбнулся, отчего его левая половина лица скривилась; затем прошелся вдоль радов выстроившихся институток со словами «Adieu, mes enfants, conduisez-vous bien…»,[8]а Настенька подошла ко мне и заговорщицки произнесла:

— Полина, у меня для тебя подарок. Сейчас принесу.

И она умчалась.

Тем временем попечитель раскланялся с начальницей и важным шагом направился к выходу из зала. Мадам с пуделем семенила за ним. Они выглядели комичной парой, ведь Григорий Сергеевич был ниже ростом и старательно распрямлял плечи, добавляя себе пару вершков.

Проходя мимо нас, он строго бросил начальнице:

— Нет, не стоит меня провожать, я здесь не впервые. Займитесь воспитанницами, — и скрылся за тяжелыми портьерами, обрамлявшими входную дверь.

С его уходом началась та суета, которая обычно предшествует разъезду. В миг потерялись десятки шалей, их принялись искать, толкаясь и заглядывая за кресла. Матери звали дочерей, чтобы расцеловать их на прощанье. Учителя, степенно попрощавшись с начальницей, гуськом стали выходить в служебную дверь. Дежурные пепиньерки собирали в пары пансионерок, остающихся ночевать в институте.

Как вдруг чей-то пронзительный вопль разорвал гулкий однообразный шум в зале. Публика замерла, словно остановленная мановением руки невидимого дирижера. Начальница подняла одну бровь, и в наступившей тишине громко завыл пудель.

Затишье тут же прекратилось. Мадам фон Лутц приказала Марабу пойти проверить, кто это смеет нарушать покой института. Марабу вернулась через несколько тягостных мгновений, пошатываясь и хватаясь за тяжелую портьеру. Лицо ее обычного тусклого цвета стало лимонным.

— Там… там… — прошептала она и свалилась в обморок. К ней подбежали пепиньерки, стали поднимать обмякшее тело, а начальница нетерпеливо топнула ногой и воскликнула:

— Узнайте же кто-нибудь, что там происходит!

Штабс-капитан мой оказался очень кстати и тут же решительно двинулся к выходу. Я последовала за ним. За нами потянулась цепочка из матерей, девочек и учителей.

Из классной комнаты с распахнутой настежь дверью доносились громкие всхлипывания.

В углу, прижавшись к стене, рыдала Настенька. Ее платье было заляпано кровью. Посередине классной комнаты лежал попечитель. Вокруг его головы расплылась бордовая лужа. За моей спиной заахали. Я бросилась к Настеньке, а мой спутник — к лежащему, осторожно проверил пульс, потом обернулся, поднялся с колен и стал выталкивать ротозеев, приговаривая:

— Господа, медам, ничего интересного, выйдите, пожалуйста. Нужно немедленно вызвать полицию!

— Врача! Вызовите врача! — истерически закричала полная дама.

— Увы, врач уже не поможет… Разве что констатирует смерть.

Но меня в тот момент куда больше заботила Настя. Девушка дрожала в моих объятьях. Я гладила ее по голове и шептала:

— Успокойся, моя дорогая, вот увидишь, все образуется, это страшный сон, он пройдет, и все будет в порядке.

Но я знала, что уже не будет. Начнется расследование, подозрения и все то, чего я навидалась, сидя с малолетства в служебном кабинете отца.

В комнату вошла мадам фон Лутц. Следом бочком протиснулся Урсус. За его спиной стояли Сверчок и Ранжир. Начальница, достав из бархатной сумочки лорнет, посмотрела сначала на тело, потом на штабс-капитана, стоящего возле двери, а потом уже и на нас с Настей.

— Что здесь произошло? — скрипучим голосом спросила она. Выдержка не покинула начальницу, она даже не изменилась в лице.

Настя не отвечала, только еще сильнее уткнулась носом мне в плечо. Я гладила ее по голове и шептала успокаивающие слова.

Учитель латыни сел на низенький стул для учениц, отчего тот закряхтел под его весом. Сверчок потирал руки, оглядываясь, а Ранжир прошел в заднюю комнатку и начал громко хлопать дверцами от шкафчиков.

— Мадемуазель Губина, — выскочила из-за спины фон Лутц «синявка» по прозвищу Дерюга. Ее фамилия была Дерюгина и воспитанницы, не мудрствуя лукаво, назвали ее Дерюгой. — От вас ждут ответа!

В дверном проеме, удерживаемая храбрым штабс-капитаном, замерла толпа любопытствующих.

— Она не будет отвечать, — резко ответила я. — Вы не полицейский следователь, а Анастасия — несовершеннолетняя и сирота. Она ответит на вопросы полиции только в присутствии опекуна. Лучше вызвали бы полицию и перекрыли все входы—выходы.

Урсус встал со стула и пожал плечами.

Дерюга задохнулась от возмущения.

— Что вы себе позволяете?! — но тут же запнулась, услышав не терпящий возражений голос начальницы: «Вы слышали, мадемуазель Дерюгина? Выполняйте!»

Дерюга опрометью бросилась вон из комнаты, а Николай предложил:

— Господа, покойному мы уже ничем не поможем, а полиции надо предоставить место преступления нетронутым. Давайте-ка выйдем отсюда, ни к чему не прикасаясь, и закроем дверь.

Он подождал, пока вышли все, находящиеся в комнате. Потом осмотрел комнатку за ученической доской — там никого не было и особенного беспорядка не наблюдалось. Заглянул под кафедру, тянущуюся вдоль доски, и разочарованно произнес:

— Преступника нигде нет.

— Не думаю, что он будет под столом сидеть, нас дожидаться, — ответила я и подумала, что иногда Николай бывает донельзя наивным. Хотя, бесспорно, он поступил по-мужски: быстро понял, что к чему и взял бразды правления в свои руки.

Юленька, я продолжу эту историю, как только у меня будет достаточно новых известий. А пока до свидания и жди новых писем.

Твоя подруга Полина.

* * *

Анастасия Губина, N-ск — Ивану Губину, Москва, кадетский корпус.

Ванечка, милый, приезжай! Со мной произошло ужасное! Я в отчаянии!