У прокурора век недолог - Татьяна Полякова

— О господи, — я зло засмеялась. — Неужели тыне понимаешь? Меня подозревают в убийстве. Я и убитый — малознакомые люди.Никакого разумного повода совершать преступление у меня нет. Но если я скажу,что мы были любовниками… вот тебе и повод: он меня бросил, а я в отместкузарезала его, заманив в свою квартиру.

— Нет ничего тайного, что при известном старании несделались бы явным, — с горечью заметила Ольга.

— Возможно. Только на это потребуется время. Надеюсь,настоящий убийца к тому моменту отыщется.

— А если нет? Ты хоть представляешь…

— Я представляю и не намерена сидеть сложа руки.

— Что ты хочешь сказать? — насторожилась Ольга.

— Буду помогать следствию. Акимов погиб вовсе непотому, что был моим любовником. Его убили, и этому есть причина.

— Только не вздумай сама искать убийцу, —вздохнула она, поднимаясь с постели, и добавила с отчаянием:

— Это просто чудовищно… Не могу поверить.

— Я тоже. — Мы пожелали друг другу “спокойнойночи”, прекрасно понимая, как это глупо. Ольга ушла, а я закрыла глаза и всамом деле задремала, должно быть, сказалась усталость, но вскоре проснулась вхолодном поту: мне приснился Акимов. С ножом в груди он возник на порогекомнаты, бледное лицо перекошено от злобы, потом засмеялся и сказал насмешливо:“Никуда ты от меня не денешься…”

..Набережная была пустынной, накрапывал дождь, я зябко ежиласьи думала о том, что только психи приезжают в Геленджик в конце ноября. Ветердул с моря, я куталась в платок, но уходить с набережной не хотелось, морезавораживало.

Сунув руки в карманы пальто, я повернулась лицом к ветру инеожиданно засмеялась, подумав, что мне нравится эта чертова погода и я рада,что приехала сюда.

Мое появление в Геленджике в конце ноября объяснялосьневесть откуда навалившейся депрессией. Человек я активный, а тут вдруг началахандрить и всерьез думать о тщете всего сущего. Выходило, что журналист явесьма посредственный, а мои рассказы ломаного гроша не стоят. Личная жизньтоже не радовала: молодой человек, с которым я полгода встречалась, оказалсяженат, о чем я узнала не от него и совершенно случайно. Я писала дурацкие статейкив газеты (в деньгах я остро нуждалась, оттого, кроме родной газеты,сотрудничала еще в трех, подписываясь то Д.А., то какими-то вовсе не имеющимико мне отношение инициалами). Диапазон статей был весьма широк: от искусства досельского хозяйства, они нравились мне еще меньше, чем моим редакторам, но житьна что-то надо, и я продолжала свои труды, несмотря на осознание собственнойбездарности;

Узнав о Вовкином коварстве или о его забывчивости (это ужкому как нравится), я решила, что с меня хватит. Набросила на дверь цепочку,отключила телефон и два дня читала “Маятник Фуко”, лежа на диване и истребляясигареты и кофе в кошмарном количестве. На третьи сутки у меня прихватиложелудок, голова кружилась, следовало предпринять поход до ближайшей аптеки, темболее что роман я уже дочитала, и на диване, по большому счету, делать мне былонечего. Пока шла до аптеки, с некоторым изумлением констатировала: “МаятникФуко” помог, в моей душе не наблюдалось никакого намека на любовь к Вовке,более того, я как бы даже с трудом припоминала его. Изумляясь достигнутомуэффекту и мало реагируя на окружающее, я почти нос к носу столкнулась со своейприятельницей Ириной.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — ответила я и только после этогосообразила, кто передо мной.

— Чего на работу не ходишь?

— Болею.

— Заметно. Глаза красные. В аптеку идешь?

— Ага. У меня язва.

— Правда? — нахмурилась она. — Почему же тытогда не в больнице?

— Ненавижу больницы, — хмыкнула я, мы еще немногопоболтали и простились, а я подумала, что не худо бы в самом деле подлечиться,хотя никакой язвы у меня не было.

Вечером позвонила Ирка, про наш утренний разговор я ужеуспела забыть, потому не сразу поняла, что она имеет в виду.

— Хочешь в санаторий? Я тут с Марьей Сергеевнойпоговорила, вполне можно устроить. И недорого. О здоровье надо думать…

— Да я уже нормально себя чувствую, — отозваласья.

— Это временно, — отрезала Ирка, а я испуганноподумала: “Вдруг у меня правда язва?” — и через несколько дней отправилась вГеленджик. И хотя ничего общего с лечением язвы поездка не имела, но ни я, нитем более Ирка не расстроились. — Немного проветришься, — заявилаона.

И теперь, подставив лицо ветру, я подумала: “Насчетпроветриться, это сколько угодно”.

В конце концов стоять на ветру стало невозможно, я прошланемного вперед и облокотилась на ограждение, здесь было потише. Я смотрела наволны и глупо ухмылялась, пока не услышала за своей спиной мужской голос:

— Если надумали утопиться, должен вас предупредить:здесь мелко.

— Вы что, уже пробовали? — съязвила я,оборачиваясь, и увидела высокого мужчину лет сорока с небольшим в дорогомпальто на меху. Он засмеялся и остановился в нескольких шагах от меня. В чем яв настоящий момент не нуждалась, так это в мужском обществе, поэтому,отлепившись от парапета, зашагала в противоположную сторону.

— Извините, — крикнул он мне вдогонку. —Шутка вышла дурацкой.

— Извиняю, — на ходу ответила я не оборачиваясь.

Однако на следующее утро мы вновь встретились на том жеместе. Я не сразу увидела его, потому что шел дождь, ветер налетал порывами ивсе мои силы уходили на безуспешную борьбу с зонтом. Следовало бы прекратитьнапрасные мучения и, сложив зонт, сунуть его в сумку, толку от него все равноникакого. Словно в отместку зонт вдруг вырвался из рук и покатился понабережной. Я припустилась за ним и вот тогда-то увидела вчерашнего типа — онне спеша шел навстречу, ловко подхватил зонтик и направился ко мне.

— Не очень подходящая погода для прогулки, — заявилон.

— Я романтик, — ответила я.

— Надо же, — присвистнул он. — Я тоже. Хотитебуду нести ваш зонт?

— Не хочу, — отрезала я, а он засмеялся, причемтак весело и задорно, что дальнейшие пререкания мне показалисьглупостью. — Держите его как следует, — проворчала я, отдавая емузонт.

В общем, наша встреча вполне подходила для завязкикурортного романа и сам роман не замедлил возникнуть.