Запретный мир - Илья Новак

– Я помню, вроде бы помню, как падал, – сообщил де Фей появившейся в проеме голове. – Нет, вернее, не падал, меня будто засасывал черный вязкий водоворот… Необычное, в общем-то, ощущение… Какое-то… э-э… Какое-то…

– Что? – уточнила голова, и дверь открылась шире.

Белаван замолчал, разглядывая незнакомца.

Мужчина высокого роста, с широкими плечами. Лицо имело все положенные мужскому полу черты… в несколько гипертрофированном виде. Гладко выбритые скулы были очень четко очерчены, нос – абсолютно прям, подбородок размером с допотопный паровой утюг – чрезвычайно решителен и выступающ. Про такие лица принято говорить, что они вырублены из камня, но в данном случае более уместным стало бы выражение «вылеплено из воска» – потому что в лице чувствовалась некая внутренняя мягкость, податливость, с которой удачно сочетались довольно длинные темные волосы, расчесанные на прямой пробор и свободно падавшие на плечи.

Некоторое время они стояли, молча пялясь друг на друга, а затем незнакомец перевел взгляд на шпагу, все еще зажатую под мышкой де Фея, и, тихо воскликнув: «Амазон!» – отступил.

Толкнув дверь, Белаван вошел.

Замерший перед ним мужчина был в длинных рыжих шортах и белой рубашке из легкой материи с большим вырезом на груди и обилием грязных кружев. Чувствуя, что глупо выглядит со шпагой под мышкой, Бел взялся за рукоять и опустил оружие клинком к земле. В глазах незнакомца мелькнул страх.

– Ох! – воскликнул он и побежал прочь, всполошенно и как-то по-женски разбрасывая в беге волосатые руки.

– Чего вы?..– миролюбиво крикнул вдогонку Бел, но мужчина даже не оглянулся. – Подождите, я не… – Белаван с усилием заставил свой рот закрыться.

Слова бурлили в мозгу, стараясь вырваться наружу. Белом владело желание говорить и говорить, комментируя свои мысли, впечатления, чувства и все, что происходит вокруг. Своеобразная реакция организма на чудесное перемещение внутрь Цилиндра. Он сжал губы и пошел вглубь замкового двора по направлению к двухэтажному зданию, в дверях которого скрылся незнакомец.

Время суток, только теперь понял де Фей, стало иным. Вообще-то небо покрывал плотный слой низких облаков, не позволявших разглядеть солнце, но, судя по рассеянному сероватому свету, день клонился к вечеру. А может, это и утро, но уж никак не ночь. Двор озаряло несколько костров, на которых что-то кипело в небольших котелках. Между кострами стояли и сидели мужчины числом около десятка и примерно столько же детей. Слышались приглушенные голоса.

Когда Белаван подошел, голоса стихли. Он остановился перед ближайшим костром, рассматривая сидевшего рядом человека – похожего на первого, но с более светлой шевелюрой – и маленького мальчика на его коленях. В глазах мужчины, окинувшего взглядом де Фея и шпагу в его руке, читался если не страх, то, во всяком случае, опасение. Еще несколько аборигенов, все как на подбор с чрезвычайно гедоническими лицами и статными фигурами, подошли ближе. Компания суперменов из комиксов, пройдя сквозь стелившийся по земле серый костровый дым, обступила его.

– Э-э… – начал Бел, – здравствуйте. «Что он сказал?.. Здравствуйте… О-о…»

У костра мальчик потянул мужчину за волосы и, когда голова того наклонилась, что-то прошептал ему на ухо.

– Ты… из Архипелужка? – спросил светловолосый настороженно.

Теперь Белавану пришлось задуматься над проблемой, почти всегда – если верить свидетельствам – возникавшей у того, кто попал в иной мир.

Схема поведения имеет два варианта, решил Бел. Либо ты с идиотской честностью сразу же сообщаешь все встречным о том, кем являешься и откуда здесь взялся… рискуя немедленно прослыть умалишенным. Либо, по возможности, отмалчиваешься, предоставляя окружающим самим делать выводы на твой счет. Классический вариант – сослаться на внезапную и полную потерю памяти вследствие… Собственно, в чем причина скоропостижной амнезии ты, естественно, также не помнишь, и в этом заключается основная прелесть данного приема. Несмотря на то что слова все еще рвались из его рта, Белаван решил отмалчиваться.

Тем временем из каменного дома появились три коротко стриженные девицы, облаченные в то, что с некоторой натяжкой можно было назвать кожаными доспехами, и обутые в сапоги до колен. Руками в перчатках они сжимали короткие мечи. Две не имели каких-либо украшений, на третьей – массивная серебряная цепь и круглый медальон на шее. Следом топал тот черноволосый красавец, который назвал Бела «амазоном».

Мужчины расступились, две девицы обошли де Фея слева и справа, а Медальон остановилась перед ним и спросила насмешливым голосом:

– Ну, и что тебе здесь надо? Противоположный пол обычно смущал Белавана, а насмешка в устах обратившейся к нему женщины вообще вызывала желание залезть в какую-нибудь глубокую тихую нору и впасть там в длительную спячку. Но эта девица была такая… неженственная, что обычная робость на сей раз не овладела Белом. Воительница с мечом окинула взглядом его шпагу и очки, заломила бровь, посмотрела на матерчатые погоны форменной железнодорожной куртки и произнесла:

– Незнакомая обмундировка. Дай угадаю, милашка, ты либо амазон из Архипелужка, либо бродяга-потаскун, – она хмыкнула и подмигнула, – либо шпион Зигрии.

Бел молчал, соображая, что ответить. Определение «шпион Зигрии» содержало что-то потенциально опасное, а «бродяга-потаскун», сопровождавшееся сальным подмигиванием, – непристойно-пренебрежительное. С другой стороны, слова «амазон из Архипелужка» она произнесла нейтральным тоном, так что вывод напрашивался сам собой.

– Сави, – подал голос мужчина с ребенком, – зачем пугаешь паренька?

В тоне, каким это было произнесено, явственно слышались кокетливые интонации. Медальон их не приняла.

– Помолчи! – отрезала она. – Занимайся дитем и не лезь в женские дела.

Глаза светловолосого повлажнели. Белаван стоял, растерянно оглядываясь, с навязчивым ощущением, что здесь кто-то с кем-то поменялся ролями.

Девица продолжала:

– Ладно, кто бы ты ни был, красавчик, иди за мной.

Она повернулась на каблуках и, пройдя мимо расступившихся мужчин, скрылась в доме. Помедлив, Бел двинулся следом, сопровождаемый двумя воительницами с мечами наголо.

Внутри обнаружились узкий холл и каменная лестница. Шаги Медальона доносились уже со следующего пролета. Слегка подталкиваемый в спину конвоиршами, де Фей стал подниматься, на ходу рассматривая потертые и выцветшие гобелены на стенах, изображавшие в основном сцены батального характера. Сквозь разбитое окно между этажами задувал ветер.

Лестница закончилась распахнутыми дверями, ведущими в залу – просторную, занимавшую весь второй этаж. Возможно, раньше ее декор впечатлял, но времена те давно прошли. Полотнища когда-то алой, а теперь грязно-бурой материи частью драпировали стены, частью бесформенными пыльными кучами лежали по углам. Из мебели целыми оставались лишь пара кресел да массивный деревянный трон, хотя и слегка покосившийся.