В тихом омуте - Наталья Семенова

бегу к мотоциклу и завожу мотор. Гоню на всей скорости, боясь упустить десятку из виду. Холодный ветер морозит кожу - куртку надеть не успел, но адреналин в крови, вызванный страхом за Наташу - греет изнутри. А ещё злость. Надо было просто хватать её в охапку и идти в душ. Тогда бы этим двоим ничего не обломилось и сейчас она сидела бы позади меня. Дурак!

Если это не отец, то кто?!

Твою мать!

Легкой жизни с ней не дождешься.

И тут я осознаю. Да. Я хочу жизнь с ней. Хочу злиться на неё, целовать, ласкать. Хочу, чтобы она таяла в моих объятьях. Не правильно меня понимала и тоже злилась. Хочу её любить… Хочу с ней всё! Абсолютно. Только бы у меня получилось её спасти!

Боже, Наташа…

Ненормальная моя…

Чуть отстаю, чтобы молодчики не засекли погони, но десятку вижу хорошо. Жаль, что заднее окно затонировано - до невыносимости хочется узнать, что она в порядке.

Пальцы без перчаток окоченели, уже готовые превратиться в ледышки; от холода начинают стучать зубы. Насрать. Главное, чтобы с ней ничего не случилось.

Наташ, слышишь? Я рядом.

Выезжаем из города. Здесь машин значительно меньше, поэтому приходится отстать сильнее. Едем ещё полчаса, затем десятка сворачивает в один из посёлков. Наблюдаю издалека, как она паркуется у хилого домишки и сам торможу. Здесь небольшими сугробами лежит снег, вот где новогоднее настроение, не то, что город, с его активной жизнедеятельностью, растопляющей зиму на корню.

Парни выходят из машины. Оказывается их трое. Один помогает выйти Наташе, у которой теперь мешок из грубой ткани на голове. Хватает за связанные руки и тащит в дом. Зубы скрепят, а руки так и чешутся хорошенько ему впечатать, чтобы на будущее знал, как трогать моё. Остальные двое, о чем-то переговариваясь, следом за ними тоже скрываются в доме.

Делаем выводы. Мешок на голове говорит о том, что самого плохого можно не опасаться. С души, как камень слетает. Хотят использовать? Для каких целей? Ясно. Шантаж. Ну папенька, хапнула же горя твоя дочь из-за твоей твердолобости. А может тут и в её дяде дело? Он вроде тоже не последний человек в городе, управу на которого можно получить подобным способом.

Твою мать! Лишь бы не тронули, пока ждут реакции того, для кого бы этот фарс не предназначался.

Сжимаю кулаки и осторожно двигаюсь в сторону дома. Перебираюсь через забор и, пригнувшись, иду вдоль фасада. Аккуратно заглядываю в окно. Ночь на дворе играет мне на руку, электрическим светом, высвечивая действия с той стороны стекла. На небольшой кухоньке сидят двое из троих и о чем-то страстно спорят. О чём конкретно - не слышно, долетают лишь обрывки фраз. Иду дальше. Второе окно предоставляет мою взгляду что-то вроде зала. Из обстановки старый диван, кресло допотопных времён и сервант, прямо как у моей бабушки, только этот пуст и в вековой пыли. Наташа в кресле. На диване нервно дергая ногой восседает тот, кто её грубо тащил в дом. Ублюдок.

Смотрю на мою бедную девочку - сидит тихо, но дрожит всем телом. Мешок не сняли. Потерпи родная. Скоро это закончится.

Слышу, как за углом скрипит дверь, и голоса тех двоих доносятся тихим эхом. Вышли покурить. Вижу, как и этот дерганый, не выдержав, вскакивает и идёт к остальным. Вот тут готов их расцеловать, конечно после того, как хорошенько бы отделал. Пробую раму - хлипкая. Хорошенько давлю на стык деревяшек и легко распахиваю окно. Теперь не медлить ни секунды. Быстро подтягиваюсь и забираюсь внутрь. В пару широких шагов достигаю кресла и, наклонившись, шепчу Наташе:

- Только т-с-с. Это я.

Всё равно вздрагивает. Снимаю мешок, созерцая на её лице радость и облегчение. Потом взволновано смотрит в сторону кухни и снова на меня. Говорить не может - кляп. Суки. Подмигиваю ей и быстро веду к окну. Помогаю спуститься и следом спрыгиваю сам. А теперь бегом. Беру её дрожащие пальцы в свою руку и направляю к мотоциклу. Уже возле него слышу матерные крики от дома, где держали Наташу. Последняя жалобно всхлипывает, начиная паниковать. Но теперь ей нечего бояться. Теперь с ней я.

- Садись. Быстро, - даю указания и сам запрыгиваю на верного “коня”.

- Куда она делась?! - вопрошают от дома.

- Б…ть! Вон они! По коням! Быстро!

Удачи, ублюдки.

Выруливаю из деревни и на всей скорости мчу к городу. Переживаю за Наташу, но надеюсь она всё понимает и держится крепко.

Через пятнадцать минут оборачиваюсь - десятка плетётся далеко позади. Можно считать всё обошлось. В городе ей за нами не угнаться.

Виляю по разным переулкам, пока основательно не убеждаюсь, что оторвались. Теперь домой. Отогреваться. Задубел, как чёрт.

Тепло квартиры, как бальзам на душу, чуть ли не оргазм. Иду на кухню за ножом, чтобы освободить руки моей девочке. Моей. Смакую эту мысль, как дорогое виски, приятно греющее нутро. Кляп снял ещё на улице, но она не проронила ни слова, лишь мелко дрожа от пережитого шока.

Возвращаюсь - сидит на диване, отпустив голову, а плечи вздрагивают от слёз. Быстро присаживаюсь перед ней на корточки, откладывая нож на журнальный столик и обхватываю лицо ладонями:

- Всё в порядке. Всё позади, - шепчу, пока она вздрагивает и морщится от моих холодных рук. Прости родной. Быстро одёргиваю и добавляю: - Ты в безопасности.

Кивает, шмыгая носом и смотрит на меня невероятным взглядом, словно я для неё самое дорогое и чудо из чудес. Улыбаюсь и, взяв нож, разрезаю путы. В тоже мгновение обхватывает меня за шею и прижимается лбом в изгиб шеи. Возвращаю нож на стол.

- Хорошая моя… - прижимаю к себе, стаскивая с дивана. - Ты прости, что был мудаком. Исправлюсь - обещаю. Простишь?

Кивает в плечо, снова шмыгая носом. Через секунду тихо шепчет:

- И ты меня прости, я и правда, идиотка.

- Нет, - тихо смеюсь. - Всего лишь ненормальная. Моя ненормальная.

Отстраняется, заглядывая блестящим весельем взглядом мне в глаза и ужасно мило улыбается. Сердце трещит по швам. Ради этих глаз и улыбки готов спасать её сотню раз, даже рискуя отморозить все органы. Приближаюсь к её лицу и нежно касаюсь её мягких губ. Втягивает воздух, заставляя меня млеть ещё больше от такой реакции на себя. Золото моё.

- А теперь в душ, - шепчу ей в губы. - Отогреваться. И не отпущу тебя от себя до самого