Четыре лампочки - Денис Курбанов

всё. Только капитан немного удивился, как только что разогретый вроде бы кофе успел так остыть, но списал это на нервную усталость. Всего лишь усталость.

Оставшаяся часть полёта измотала команду неимоверно. От постоянного напряжённого ожидания беды копились усталость и раздражение, разговаривали мало, спали в полглаза. Решение не искать ремонта у Марса, а лететь первоначальным маршрутом, было принято единогласно, но в моральном плане это помогало слабо.

В итоге, когда астероид был уже доставлен на назначенный «Заслоном» перерабатывающий комплекс, а корабль вошёл в обеспечиваемую парковочной станцией зону чистого космоса, сил радоваться у команды не было совсем. Хотелось просто наконец упасть под действием гравитации и вырубиться на пару суток. Только капитан нашёл куда с пользой выплеснуть накопившееся – под молчаливое одобрение команды он прямо с орбиты вынул душу из страховой кампании, в которой был оформлен полис «Академика», и, апеллируя к куче дремучих параграфов и к акту предыдущего ТО, добился полной замены системы ионизации корпуса.

На Земле из шаттла вышли разбитые, распрощались друг с другом сухо, но условились встретиться через неделю и хорошенько отметить рейс.

Однако, через неделю они не встретились.

* * *

– …Маш, я не знаю, что мне делать, совсем не знаю, – стриженая под каре женщина с большими печальными глазами катала в ладонях чашку чая, – Он не слушает меня, не слышит, понимаешь? Совсем… Маш, он может потерять корабль, корабль для него – всё, его дело… Я не понимаю ничего.

Они сидели вдвоём на веранде небольшого дома в частном секторе, где жил Артём с семьёй. Галя и Маша, жёны и немножко подруги. Галя рассказывала о своём несчастье, перескакивая с одного на другое, сбиваясь и возвращаясь к началу, очень сумбурно и потерянно. О том, как Валентин решил вдруг послать к чёртовой матери и контракт с «Заслоном», несмотря на штрафы, и вообще полёты в космос, о том, какие у него начались перепады настроения, какой он стал желчный. Как ему диагностировали тяжёлое нервное истощение, как представитель корпорации, золотого сердца человек, точно тебе говорю, золотого, пошёл навстречу и заморозил контракт, пока Валя проходит лечение, а Валя отказывается лечиться, отказывается выходить из квартиры…

– Пожалуйста, пусть Артём поговорит с ним, ну, пожалуйста! Они же друзья, одна команда, он послушает…

Нет, Галя не плакала и её нельзя было назвать убитой горем, все же живы в конце концов. Но перемены в её муже были настолько неожиданны, настолько не вписывались в привычную ей реальность, что связь с реальностью она несколько утратила. И была готова бесконечно припоминать и пересказывать все обстоятельства произошедшего, силясь найти причину этих перемен и не находя.

Будь она в чуть более вменяемом состоянии, то поняла бы, что Маша тоже не совсем в порядке. Тощая и скуластая, всегда острая на язык, она сидела и молча слушала, и слушала, и слушала. Тяжёлую блестящую волну иссиня-чёрных волос, за которыми она очень ухаживала и которыми очень гордилась, сейчас она стянула в неровный растрёпанный пучок на затылке. Взгляд скользил по предметам обстановки, ни на чём надолго не задерживаясь, как будто она о чём-то всё время напряжённо думала. Ещё она была на собеседницу неприкрыто зла, только той было не до чужой злости.

Так они сидели на кузне, не пили чай и вели Галин монолог, пока хозяйка не решила, что достаточно услышала, а гостья – достаточно поговорила.

– Пойдём.

Галя с некоторым усилием всплыла на поверхность собственного речевого потока и с вопросом посмотрела на подругу.

– Пойдём! – прорвалось наружу раздражение, – Нужен Артём, поговоришь с ним. Посмотришь на своего… спасителя.

Они прошли в дом, через прихожую, холл и по короткому коридору в пристройку-кабинет. Галя коротко стукнула в дверь и, распахнув её, вошла.

– Закрой дверь! – крик был одновременно злобным и жалобным. Артёмова фигура полулежала в кресле, судорожно укутываясь с головой в плед, наружу торчали только босые немытые ноги. По всему кабинету вперемешку разбросаны обрывки бумаги, мятая одежда и грязная посуда, всё с рабочего стола было сброшено на пол, только разломанный браслет одиноко лежал в центре столешницы. Окна затенены, все лампы погашены, темноту комнаты прорезал только свет из коридора от открытой двери.

– Дверь закрой!!! – в крике прибавилось надрывности. Маша решительно шагнула внутрь, втянув опешившую подругу с собой и прикрыла дверь.

– Ч-что это?..

– Что-то новое, – продемонстрировав кусочек собственного несчастья, Маша будто бы стала поживее, – Раньше только мебель ломал и на дочь орал, а теперь в вампиров играет. Хочешь, чтобы Артём с Валей поговорил? Вот, давай, убеждай.

– А м-может врача?..

– Конечно, врача, а как же. Нервное истощение, знакомо? Показан отдых, смена обстановки, витамины. Вот, – она обвела рукой тёмное помещение, – новая обстановка, всё по назначению. Классный рейс Валёк устроил, ага? И себе устроил, и людям. Говори! Или уходи, Галина.

– Кхто это? – сипло раздалось из-под пледа в сопровождении сухого кашля.

– Галка пришла. К тебе, – она подтолкнула означенную Галку в спину. Та нерешительно сделала два шага вперёд и остановилась, неуверенно всматриваясь в полумрак. Потом начала рассказывать, стоя посреди тёмной захламленной комнаты, ещё более сбивчиво и путано, чем до этого на веранде. Хозяева дома неподвижно молчали, а она говорила, всё тише и тише, пока не замолчала, опустив голову на грудь.

Потом развернулась и ушла.

И крайне удивилась, обнаружив следующим вечером Артёма на собственном пороге. Мятого, небритого, в солнечных очках, но в остальном – такого же как раньше Артёма.

– Ты как?.. Сам приехал…

– Нет конечно, – он пожал плечами и почти улыбнулся, – Мой дракон внизу в машине сидит, в Москву к врачу катались, будто у нас их нет. И к вам заодно… Пустишь?

– А?.. Да, конечно! Проходи!

Машу эта разительная перемена очень воодушевила. То есть, если у одного получается, значит и второго починить можно – простая логика. Стремительно предложила чай и кофе и, не слушая ответа и не выдав ни одного, ни другого, также стремительно доставила гостя к мужу.

Валентин впечатления больного не производил, одетый в домашнее, он, надев ободок проектора, толи смотрел фильм, толи слушал какую-то музыку. Увидев Артёма, он резко вскочил и, едва не растоптав упавший на пол ободок, ринулся его обнимать.

Артём порыв товарища полностью разделил, так они и стояли, восторженно тряся друг другу руки и хлопая по плечам: «Как я рад! А я-то как рад!», словно расстались несколько лет назад при таких обстоятельствах, что и не чаяли застать друг друга живыми. Маша тоже очень была рада и, решив не обращать внимание на новые странности, она