Я и мои гормоны - Пол Винсент

– Нам кашется, это из-за ее низкой самооценки, – закончили они на грустной ноте.

Феромон торжествовал:

– Великолепно, так для нас не все потеряно?

– Он федь ее шеф, босс, – сказала Прогестерона. – Ей будет трудно отказаться от его приглашения пойти и фипить чего-нибудь поели работы.

– И тогда… – сказала Эстрогена.

– И тогда? – спросил Феромон.

– И тогда может возникать любовь…

– …Или сексуальное домогатьельство. – предположила Прогестерона.

– В конце концов, он федь ее шеф, – в очередной раз заметила Эстрогена.

Эти женщины начинали пугать Феромона.

– Так как? – спросил он. – Что это будет: сексуальное домогательство или любовь?

Гормонши снова рассмеялись:

– Ми не знаем.

– Ми еще не решили!

Прогестерона и Эстрогена, хихикая, начали медленно растворяться в воздухе. Феромону было пора возвращаться, поэтому он окликнул их:

– Девушки, позвольте еще только один вопрос.

– Да?

– Да?

– Откуда у вас этот акцент? Ведь Сьюзи – не француженка.

– М-ммм, – мечтательно произнесла Эстрогена и принялась объяснять: – Этот нащь аккцент, как ти его называишь, обозначает совсем другое…

– Это просто жеманство! – радостно добавила Прогестерона.

– Ведь девушке это не возбраняется, не так ли? – кокетливо проговорила Эстрогена.

– Но зачем? – недоумевал Феромон.

– Видишь ли, вы, мужчины, думаете, что все француженки… как это называется?

– Нимфоманки, – пришла на помощь Прогестерона.

– А что, это неправда? – с недоверием спросил Феромон.

– Но разве вы не слышали о французском демографическом взрыве?

Вконец сбитый с толку Феромон озадаченно вздохнул:

– Эта встреча мне на многое открыла глаза.

Зато ему было о чем рассказать приятелям. Обычно в таких случаях Феромон бывал чрезвычайно красноречив. В конце концов, он ведь единственный видел эту жизнь такой, какая она есть. Феромон старался воспользоваться ситуацией на все сто и обращал внимание на все, даже самые незначительные, детали. Другие гормоны не возражали, да и что, собственно, им оставалось?

– …И совершенно очевидно, что у нашего Билла избыточный вес, маленькие поросячьи глазки и запах изо рта, – закончил он рассказ.

– И что все это значит? – спросил Тестостерон.

– Ничего хорошего.

Все были потрясены.

– Но сам он уверен, что неплохо выглядит, – заметил Адреналин.

– Вовсе нет, – вмешался Гистамин, который до того очень внимательно слушал. – Просто Билл уверен, что запах изо рта, двойной подбородок и все прочее можно компенсировать, если поскрести по подбородку бритвой и окунуться в лосьон за полчаса до свидания.

– А как же насчет француженок?… – продолжал Тестостерон, понимавший, что отныне ему придется жить в изменившемся мире. – Они что же, и впрямь вовсе не нимфоманки?

– Дружище, я так же потрясен, как и ты, – посочувствовал ему Феромон.

Гормоны замолчали. Им казалось, что весь мир сошел с ума. Адреналин пытался найти хоть какое-то рациональное объяснение происходящему, вспоминая былые дни:

– Но раньше у него были подружки. Их-то он привлекал?

– Или что-то вроде того…

– В университете у него была Сильвия, – пустил слюни Тестостерон, которому она нравилась до сих нор.

Все принялись вспоминать Сильвию, которая была башковитой, очень забавной и сексуальной. В то же время гормоны были согласны, что не многие женщины могут испытать оргазм только оттого, что им вслух читают томик Гарольда Пинтера[3].

– Она была прикольной, – продолжал Тестостерон. – Помните, как Билл и Сильвия вместе писали в кино?

– А потом их затошнило, и они блеванули в одно ведерко из-под попкорна, – подхватил Адреналин.

– А когда Билл проголодался, он полез в ведерко…

– Да-да, мы все прекрасно помним, – резко прервал воспоминания Гистамин.

– Эвелин никогда не позволила бы себе ничего подобного.

– Никто не позволил бы, кроме Билла.

– Она слишком зажатая.

– Эта Эвелин даже напиться нормально не может.

Все снова стали вспоминать старые добрые деньки.

– Билл никогда не забудет Сильвию, – вздохнул Феромон.

– Это просто невозможно, – фыркнул Гистамин.

Внезапно встрепенулся Тестостерон, который до того, казалось, напряженно о чем-то думал. Ему требовалось подтверждение собственным догадкам.

– А как же шведки? – спросил он – Шведки-то, точно все нимфоманки, ведь так?

– Ну, конечно, шведки – нимфоманки, – ответил ему Феромон.

– То есть все это касалось только француженок?

– Да, только француженок.

Биллу удалось соблазнить Сьюзи прогуляться до бара после работы. Главным образом, этому способствовало предложение обсудить кое-какие деловые вопросы. По этому поводу гормоны пребывали в полном замешательстве – в результате на Билла обрушился шквал неприятных симптомов: головная боль, сердцебиение и даже нервный тик, заставляющий его верхнюю бровь постоянно подпрыгивать.

Сьюзи казалась невозмутимой, правда, она не представляла, как долго может продолжаться эта встреча. Билл не сделал ровным счетом ничего, чтобы успокоить ее. Он промычал про бар что-то невразумительное, дважды позабыл, что она заказала, а когда сел за столик, тотчас вскочил обратно, якобы за меню. Девушка отказалась от ужина, но Билл так волновался, что не мог просто сидеть рядом с ней – ему постоянно надо было куда-то сбегать. В конце концов выяснилось, что еду сегодня не подают, – гормоны с трудом поверили в такое совпадение.

– Просто заставьте его сесть! – рявкнул Гистамин.

Весь вспотевший от беготни, Билл наконец уселся на свое место.

– Адреналин! Я просто глазам своим не верю, прекрати этот пот немедленно!

Гистамин был вне себя от ярости. Польза от этого свидания до сих пор представлялась ему сомнительной, но такое провальное начало доконало его. Словно для того, чтобы добить Гистамина окончательно, Билл начал со слов, которые не предвещали ничего хорошего:

– Вот что я хотел сказать, Сьюзи… Рад видеть тебя во внерабочей обстановке.

Несколько мгновений он изучающе вглядывался в ее лицо, потом сказал: