История зеркала - Анна Нимова

– Мастером?

– Ну да, мастером. Как Антонио и Пьетро. И французский король прикажет своим слугам охранять меня, – он снова улыбнулся.

– Кто такие Антонио и Пьетро?

– Антонио и Пьетро ты видел за ужином – два пожилых мужчины среди нас. Они приглашены ко двору, чтобы открыть мастерскую.

Чем больше мы говорили, тем больше рождалось вопросов. Разговор велся едва слышно, а из комнаты наверху до нас долетал звучный храп папаши Арно, так что внезапное появление хозяина в кухне меня не беспокоило. Но можно ли задавать столько вопросов совсем незнакомому человеку? Я замолчал в нерешительности. Однако Ансельми разрешил мои сомнения и, удобно вытянувшись на полу, сам продолжил разговор:

– Мы выехали ещё в прошлом месяце. В Лионе пришлось задержаться, чуть не вернулись обратно. Но теперь дороги назад нет, только в Париж.

Про Париж я, конечно, знал и решился спросить:

– А что вы будете делать в мастерской?

Ансельми задумался, потом быстро поднялся и вышел, стараясь не потревожить ночную тишину. Я решил, что он совсем утомился от разговора со мной и ушел спать, однако вскоре он вернулся, держа в руках дорожную суму. Снова опустившись рядом, Ансельми размотал узел и начал перебирать вещи. Наконец, вытащив какой-то небольшой предмет округлой формы, повернулся ко мне:

– Можешь протянуть руку, чтобы на неё падал свет?

Ничего особенного в его просьбе я не усмотрел, поэтому согласился. В руках Ансельми держал нечто вроде маленькой оправы. В похожие оправы в нашей церкви вкладывали картинки с нарисованными деяниями святых; он положил мне её на ладонь, и я почувствовал прохладу, исходящую от поверхности. Взяв мою ладонь в свою руку, Ансельми глазами показал мне смотреть на оправу, а сам начал медленно поворачивать руку так, что вскоре оправа оказалась как раз напротив моего лица. Тогда я увидел, что сделана она не из дерева и не из железа, хотя такая же твердая и гладкая на ощупь. По мере того, как рука моя приближалась, поверхность оправы светлела. Для чего же может служить сей странный предмет, – удивлялся я про себя, как вдруг из середины оправы вырвался луч, а за ним… На меня отчетливо смотрели чьи-то глаза! Не нарисованные, нет, они двигались, словно живые.

Приглушенно вскрикнув, я отшатнулся. Колдовство! Колдовство, колдовство!! Оправа выпала из моих рук, и Ансельми едва успел подхватить её, прежде чем она покатилась по полу. Я бросился к дальнему углу кухни. Учили же меня, почему я, глупый, пренебрег советами старших! Вот до чего может довести непослушание, только что мы чуть не вызвали самого дьявола, что бы я сказал на это папаше Арно! Рот мой сам раскрылся, я хотел кричать, позвать на помощь, пока страшный дух не успел окончательно проникнуть в наш дом.

Кто-то бросился ко мне и изо всех сил сжал мою голову. Принимая его за разбушевавшегося духа, я отчаянно вырывался, когда заметил, что это всего лишь Ансельми пытается удержать меня от крика. И, хотя с виду он был не намного выше и такой же худой, явно он оказался сильнее и смог заставить меня молчать.

Увидев, что кроме нас двоих в кухне больше никто не появился, я понемногу успокоился. Однако наша борьба наделала шуму. Стало слышно, как за занавесью кто-то ворочается. Храп из комнаты папаши Арно оборвался, и, несмотря на пережитый ужас, я почувствовал, что появление в кухне хозяина или кого-то из гостей принесет новые неприятности. Видимо, Ансельми тоже не жаждал встретить своих товарищей, и, не сговариваясь, мы забились в самый угол, тесно прижавшись друг к другу, стараясь успокоиться и даже дышать беззвучно.

Странное чувство охватило меня тогда. Мне казалось, что однажды мы уже сидели вот так, и знаю я Ансельми очень давно. Хотя родились мы и жили далеко друг от друга, незримая связь существует между нами, и связаны мы ей словно старший и младший брат. Его ладонь всё ещё сжимала мой рот, но сила ослабла, и я чувствовал, как тепло руки согревает моё лицо. Мне захотелось повернуться и вот так же приложить руку к его щеке, но я не осмелился это сделать.

Прошло какое-то время, прежде чем все шорохи улеглись. Наконец, я решился взглянуть и смутился, встретившись с его глазами.

– Я так и думал, что раньше ты не видел ничего подобного, – шепнул он мне.

– Что это было? Что? Какое-то колдовство, да? Где тебя научили колдовать?

– Ну что ты, какое колдовство… Мы называем это – зеркало. Обычное зеркало. Его делают в Венеции, чтобы каждый, кто захочет, мог в нем видеть самого себя. А французский король пожелал иметь такую мастерскую в Париже. Он и пригласил итальянских мастеров.

– Так вы из Италии?

– Я же говорил: мы выехали из Венеции. Но вообще-то об этом никто не должен знать, пока мы не доберемся до Парижа.

– Почему это тайна?

Ансельми пристально смотрел на меня.

– Я сам удивляюсь, что не боюсь говорить с тобой… Но я спокоен: тебе некому рассказать, а если и скажешь, кто тебе поверит.

Слова его – чистая правда: вряд ли когда-нибудь решился заговорить об этом с папашей Арно.

– Ты хочешь сказать, что я видел там себя? То есть это были мои глаза?

– Ну, конечно, а ты их не узнал? Хотя, что тут удивительного – ты так испугался. Но это было твое лицо, уж поверь мне.

Раскрыв ладонь, он посмотрел теперь на оправу, сперва задумчиво, но взгляд его постепенно менялся, а глаза смотрели так внимательно, словно видели что-то особенное, недоступное другим.

Страх и любопытство попеременно терзали меня, что говорить, старость мудра и предусмотрительна, а в юности любопытство всегда берет над нами верх – я оказался не исключением. Но что тут может быть опасного, если Ансельми так спокоен, и тишина по-прежнему окружает нас? И если сам французский король желает иметь сей предмет, что тогда может быть предосудительного?

– Можешь показать ещё раз, Ансельми?

С недоверием я опять смотрел. Как в такой крошечной оправе может поместиться моё лицо? Я видел в ней то маленькое, чуть оттопыренное ухо и светлые волосы, торчащие над ним, то сжатые губы. Я приоткрыл рот, и губы в оправе слегка раздвинулись! И впрямь колдовство, как такое может быть… Пробовал улыбнуться – и в ответ получил такую же неуверенную улыбку. Нахмурил лоб – и на лбу в оправе проявились черточки. Под ними двигались глаза – как бы я ни поворачивал оправу, они неотрывно смотрели на меня.

Ансельми молча наблюдал за моими гримасами. Потом поднялся.

– Ладно, уже совсем поздно, а утром рано вставать…

Неохотно я протянул ему оправу, и снова почувствовал тепло руки Ансельми, когда его пальцы слегка задели мои. Хотелось попросить его не уходить, но я лишь спросил напоследок:

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать скоро.

И, помедлив, добавил:

– А ты наблюдательный, Корнелиус.

* * *

7