Коварный обольститель - Джорджетт Хейер

– Каким еще опасностям?!

– С ним может случиться что угодно! – провозгласила Ианта. – В этот самый миг он может уже покоиться на дне озера!

– Что он забыл на озере? Коль хочешь знать, я видел, как он направлялся в Хоум-Вуд!

– И, полагаю, не сделал ни малейшей попытки остановить его!

– Нет. Когда я в прошлый раз вмешался в недозволенные забавы Эдмунда, то ты целых три дня называла меня не иначе, как «бесчеловечное чудовище».

– Я не говорила ничего подобного, а всего лишь… Кстати, он мог передумать и все-таки отправиться на озеро!

– Успокойся: он туда не пойдет! Во всяком случае, пока он знает, что я дома.

– А мне ведь было известно, чем все это кончится! – капризно заявила Ианта. – Теперь я предпочла бы не ездить в Грейндж и не хочу этого делать, вот только уже приказала заложить лошадей. Но я не буду знать ни минуты покоя, опасаясь, не случилось ли чего с моим бедным сироткой! А вдруг он все-таки утонул и покоится на дне озера?

– Если он не появится к ужину, я распоряжусь прочесать озеро сетью и баграми, – пообещал Сильвестр, подходя к двери и распахивая ее. – В какой безответственности по отношению к моему племяннику ты бы меня ни обвиняла, тем не менее мои лошади тоже мне дороги, и я умоляю тебя, если ты приказала заложить пару, не держи их без движения на таком холоде!

Эта просьба настолько возмутила Ианту, что она в бешенстве выскочила из комнаты.

– Как это поучительно! – заметил Сильвестр. – Будучи уверенной в том, что ее малыш-сиротка покоится на дне озера, любящая родительница отправляется на поиски удовольствий!

– Мой дорогой, она прекрасно отдает себе отчет в том, что он не утонул в озере! Неужели вы не можете обойтись без оскорблений при встрече? А еще я должна заметить, что ты так же несправедлив к ней, как и она к тебе!

Он, пожав плечами, сказал:

– Все может быть. Если бы я заметил в ней хотя бы толику ее хваленой привязанности к Эдмунду, то относился бы к ней со всем почтением, но я не вижу и следа этого! Ежели он терпеливо сносит ее ласки, она убеждает себя, что обожает сына, однако, стоит ему хоть немного пошуметь, как все превращается в комедию и у нее тут же начинается головная боль, так что ей приходится посылать за Баттон, чтобы та увела от нее любимого отпрыска! Она всеми силами сторонилась его, пока у него была краснуха, а когда под предлогом зубной боли увезла в Лондон, то потом была готова позволить зубу сгнить у него во рту, вместо того чтобы удалить его…

– Так я и знала, что мы непременно дойдем до этого! – всплеснула руками герцогиня. – Позволь сообщить тебе, сын мой: требуется немалая решительность для того, чтобы затащить к дантисту ребенка, который того не желает! Уж кому, как не мне, знать об этом! В моем случае столь неприятную обязанность пришлось взять на себя Баттон – как случилось бы и с Эдмундом, если бы она не заболела весьма некстати!

– Можешь ничего мне не говорить, мама, – смеясь, сказал герцог, – потому что столь неприятную обязанность пришлось исполнить мне, если ты забыла!

– Вот именно! Бедный Эдмунд! Ты похитил его в Парке[5], увез в своем экипаже и совершенно безжалостно посадил в камеру пыток! Уверяю тебя, сердце у меня буквально обливалось кровью при мысли об этом!

– Знаешь, тебе бы следовало видеть его лицо, как видел его я! Полагаю, это безмозглая горничная доложила тебе, что я похитил его? А ведь на самом деле я всего лишь отвез его к Тилтону, и для этого была нужна вовсе не решительность – обычная твердость! Нет, мама: я ни за что не поверю, будто Ианта действительно любит мальчишку, потому что меня уже тошнит от этого! Хотел бы я знать, какой идиот внушил ей, будто она очень мило смотрится с ребенком на руках? А еще я весьма сожалею о том, что позволил уговорить себя подрядить Лоуренса[6], чтобы он запечатлел ее на холсте в столь умилительной позе!

– Ты поступил так, пытаясь сделать приятное Гарри, – мягко напомнила сыну герцогиня. – И мне до сих пор отрадно сознавать, что картина была закончена вовремя и он успел увидеть ее.

Сильвестр подошел к окну и остановился подле него, глядя во двор. По прошествии нескольких минут он сказал:

– Прости меня, мама. Я не должен был так говорить.

– Да, разумеется, не должен, родной мой. Мне бы хотелось, чтобы ты перестал быть столь требовательным к Ианте, потому что ее стоит пожалеть. Тебе не понравилось, что она вновь начала выходить в свет со своей матерью в конце первого года траура. Что ж, я тоже была от этого не в восторге, но разве можно было ожидать от столь маленького создания, которое так любит удовольствия и развлечения, будто она безропотно согласится прозябать здесь? Так что она не пренебрегла приличиями, когда сняла траур. – Герцогиня поколебалась, но все же добавила: – И в том, что она вновь хочет выйти замуж, тоже нет ничего непристойного, Сильвестр.

– Я не обвинял ее в нарушении приличий.

– Да, не обвинял, но ты ужасно усложняешь ей жизнь, любовь моя! Быть может, она не слишком привязана к Эдмунду, однако отнять его у нее совсем…

– Если это произойдет, то исключительно по ее, а не моей вине! Она может жить здесь столько, сколько пожелает, или может забрать Эдмунда с собой и поселиться в Доувер-хаус. Что до меня, то я всего лишь говорил, что сын Гарри будет воспитываться в Чансе и под моим присмотром! Если Ианта вновь выйдет замуж, она получит право навещать Эдмунда, когда пожелает. Я даже сказал ей, что она сможет на время забирать сына к себе. Но вот чего я никогда не сделаю, так это не позволю ему расти под опекой Ньюджента Фотерби! Боже милостивый, мама, как ты могла подумать, что я способен обмануть доверие своего брата-близнеца?

– Нет-нет, что ты! Но неужели сэр Ньюджент настолько плох? Я была немного знакома с его отцом – очень дружелюбный и благожелательный человек, поэтому он соглашался со всем, что ему говорили! – но, мне кажется, с его сыном я не встречалась ни разу.

– Ты немногое потеряла! Состоятельный бездельник, на три четверти – идиот, а на четверть… Впрочем, оставим это! Хорош бы я был в роли опекуна, если бы доверил воспитание Эдмунда ему вкупе с Иантой! Знаешь, что мне сказал однажды Гарри, мама? Это были едва ли не последние его слова, обращенные ко мне. Так вот, он сказал: «Ты позаботишься о мальчике, Дук[7]». – Голос Сильвестра сорвался, и он умолк. Спустя несколько мгновений, справившись с собой, герцог заговорил вновь: – Ты же помнишь, он иногда называл меня так, а глаза его лукаво поблескивали. Это была не просьба и не вопрос. Он знал, что я так и сделаю, и сказал об этом не для того, чтобы напомнить мне, а просто потому, что такая приятная мысль пришла ему в голову, а ведь он всегда говорил мне все, что думал. – Увидев, как мать прикрыла глаза ладонью, Сильвестр подошел к ней, завладел другой ее рукой и крепко сжал. – Прости, мама! Но ты должна была меня понять!