Невероятная Индия. Религии, касты, обычаи - Андрей Снесарев

Если к скудости и сомнительности сведений «Ригведы» мы прибавим, набросанную нами выше картину жизни, быта и миропонимания ариев, то можем с некоторой уверенностью утверждать, что арии — по крайней мере к Индии — подошли без кастового деления, однородной и равноправной массой, индивидуально или посемейно, может быть, отличной и разноживущей, но уже в зависимости от личных качеств или личной житейской удачи. Может быть, надежнее будет сказать, что арии вступили в Индию с почти потухшим институтом касты. Отсюда следует вывод, что веды и ведийский период, пожалуй, и не виновны в суровом и непреклонном институте касты; однако все те же веды дают нам ключ к уразумению того источника, из которого потекла река касты, чтобы затем постепенно окрепнуть, превратиться в огромное смрадное болото и затопить наглухо бедную страну.

Этим ключом является постоянное и отчетливое деление, проходящее через всю «Ригведу», народов современного Пенджаба (а позднее и районов восточнее него) на два главных разряда, которые противопоставляются один другому: это — деление на ариев и дасью. Первые нам известны, а вторые, надо полагать, были главным образом неарийские туземные народы, которых пришельцы после многолетней, а может быть, и многовековой борьбы поработили. В этом нельзя не видеть первого зародыша касты.

Само слово «дасью» на пути длительного соперничества ариев с аборигенами и вызванных им враждебных чувств претерпело ряд изменений. Это — старинное арийское слово, которое древние персы долго употребляли в безобидном смысле, означающем «народы». В надписях Дария слово встречается нередко и обозначает коренных обитателей областей и районов в противоположность ариям. В Индии оно с первыми шагами ариев получило явно враждебный смысл, обозначающий неприятеля, врага, а потом перешло и в распоряжение ведийской мифологии, обозначив бесов, злых демонов, сил тьмы и засухи. Наконец, последняя перемена, которой подвергся смысл слова «дасью», особенно заслуживает внимания: слово «дасью» (в несколько измененной форме «даса») стало обозначать собою раба, что, вероятно, совпало с окончательным порабощением туземных народов ариями. Но этим не все сказано. Рабы могли занимать низшие должности, работать на владык, терпеть унижения, но от этого еще далеко до запрета общей еды, устранения брачных сношений и т. д. Необходимо еще раз обратиться к ведам и посмотреть, нет ли в них указаний на зародыш кастовых требований относительно, например, брака, общей трапезы и т. п., и затем подумать, чем это вызвано.

Ведийские тексты помимо характеристики дасью как врагов испещрены терминами, изобличающими глубокое презрение и отвращение к туземным народам. Это чувство, исходящее из расового антагонизма, своего рода дасиофобия, достигает в текстах исключительной пылкости, разнообразия и резкости. Прежде всего оттеняется физическое различие между врагами в цвете кожи, облике и чертах лица. Дасью величаются «безносыми» (вероятно, разумеются плоские лица), «козлоносыми», «черными», «чернокожими». С разных сторон осуждается и высмеивается их быт и миропонимание — «люди без священных огней», «без богов», «без жертвоприношений и обрядов», «объедающиеся мясом», «питающиеся сырым мясом», «беззаконные». А когда дасью были оттеснены в леса и непроходимые горы, то в поэзии арийских поэтов и жрецов они превратились в «чудовищ» и «дьяволов». Конечно, вся эта порочащая литература не была создана исключительным вдохновением или злословием жрецов, но очевидно, что они подогревали народное чувство умышленно, стараясь сделать его активным, прочным и широким. Нет ничего удивительного, что подобная агитация, развиваясь и организуясь, могла пойти дальше и вылиться потом в ряд правил и запретов — не вступать с нечестивыми в сношения, не есть с ними, избегать брачных уз и т. д.

Таким образом, идея касты носилась в воздухе, зарождаясь в атмосфере вражды, недоверия, взаимного науськивания друг на друга. Но к этому нам хочется добавить еще одно соображение. Дасью не были исключительно народом неарийского корня; по-видимому, в дасийскую массу входили и арии, раньше вступившие в Пенджаб и успевшие ассимилироваться с туземцами. Но ведь всех этих врагов независимо от их «благородного» происхождения и языка объединяла теперь чернота кожи, «безносие», нечестие и т. д. Какое же отсюда могли вывести заключение арии? А то, которое хорошо сознавали все завоеватели Индии, афганцы, моголы, до португальцев и англичан включительно, а именно: в физической природе Индии, во-первых, и в ее черной многомиллионной массе, во-вторых, заложена страшная ассимилирующая сила, которая всяких пришельцев скоро — в три — пять поколений — превращает в однородный со всеми другими тип.

Если же наша догадка верна, то выходит, что победители — арии боялись побеждаемых дасью. На основании изложенных предположений известное восклицание ведийского поэта, что, «истребляя дасью, Индра защищает арийский цвет»[17], я склонен понимать в прямом или, точнее говоря, в биологическом смысле.

Сделаем краткое резюме: к воротам Индии арии подошли без кастовой организации, но в пылу многовековой вражды с дасью, под влиянием возникающего понимания их ассимилирующей силы у ариев начало созревать кастовое сознание, которое позже было религиозно-законодательным образом оформлено; разумеется, экономические и социальные факторы играли при этом немалую роль.

Святость коровы

При изложении влияния ведийского периода на современный индуизм интересно проследить за оригинальнейшим догматом индуизма — святостью коровы. Роль коровы в арийском быту, где она составляла неотъемлемую его принадлежность, очевидна.

Мы уже упомянули мимоходом, как роль коровы, этого огромного хозяйственного фактора в быту ариев, сказалась на их языке. От слова «го» («корова», мн. ч. «гавас») произошел большой цикл слов, обнимающих очень крупные и, казалось бы, далеко отстающие друг от друга понятия, как, например, гопа — пастух, а впоследствии — государь; готра — буквально «ограда», охраняющая стадо от воров и мешающая ему разбежаться, принимает потом смысл семьи, рода и, наконец, племени; гавешана — «стремиться к обладанию коровами», а в переносном смысле «воевать»; гавиджа — «домогающийся коров», а в переносном смысле — «пылкий, страстный»; само слово «го» означает «благо, богатство» и т. д. Полагаем, что подобное распространение в арийском лексиконе слов, производных от «го», объективно доказывает исключительную роль коровы в жизни наступавших на Индию ариев. Нужно еще подчеркнуть, что лошадь, которую арии успели приручить до вторжения в Индию, хотя и признавалась значительной ценностью (в молитвах часто молятся о ниспослании лошадей), но была скорее привилегированным товарищем арийца: лошадь, например, запрягали в боевые колесницы или в колесницы на беговых состязаниях, но, по-видимому, на ней еще не ездили верхом и, несомненно, не пользовались ею для полевых работ. Таким образом, у ария оставался единственный работник — корова, что, несомненно, еще более поднимало ее ценность.

Из изложенного очевидно, что хозяйственная обстановка ариев вполне подготовила принцип святости коровы, и не будет особой натяжкой сказать, что эта святость была установлена уже в ведийский период и ведами достаточно отражена. Тогда же улавливаем идею святости жизни коровы. Мы обособляем эту идею потому, что она в настоящее время является преобладающей в общем культе коровы, хотя, заметим попутно, далеко не включает в себе мысли об уважении к человеческой жизни или обязанности гуманного обращения с животными вообще или с тою же коровой в частности. В «Ригведе» еще не находим следов решительного запрета посягать на жизнь коровы, так как свадебные гимны говорят даже об убийстве коровы при особо торжественных случаях, но уже в «Яджурведе» убийца коровы наказывается смертью[18].