Настька. Не такая, как все - Сергей Лузин

Настя с ужасом подумала, что одна она, пожалуй, ничего бы не смогла ему ответить и, быть может, даже согласилась бы.

Они поднялись на третий этаж, остановились перед старой деревянной, обитой войлоком дверью, и Светка позвонила в разбитый, державшийся на соплях звонок. Пока дверь не открылась, Настя быстро достала из косметички зеркальце и в который раз стала разглядывать себя, но Светка тут же одернула ее. Видно было, что Настя сильно волновалась: косметику нанесла криво, чего обычно с ней не случалось, и духов вылила на себя полфлакона. Дверь долго не открывали, словно хозяин чего-то боялся и тщательно рассматривал гостей через глазок. Наконец замок щелкнул и дверь распахнулась. Настя, внутренне готовившаяся к этому моменту, все равно не удержалась и вздрогнула. Перед ней стоял самый обычный парень, светловолосый, голубоглазый, совсем ненамного выше ее, хотя разница в возрасте у них была в десять лет. Если бы она встретила его случайно на улице, то, скорее всего, прошла бы мимо, испытав, впрочем, некоторое сладостное возбуждение, какое она испытывала ко всем парням в последнее время, и подумав: «А вот с ним было бы неплохо». И в то же время в нем было что-то неприятное, отталкивающее, так что сразу становилось ясно: он с тобой церемониться не станет, он тебя возьмет сразу, какая ты есть. И взгляд его красноречиво говорил это. Пока он пожирал бедную девочку глазами, она, наоборот, смущенно опустила взгляд и лишь изредка поднимала его, стараясь не смотреть ему в лицо. Одет он был в белую расстегнутую рубашку и джинсы, и Настя знала, что совсем скоро он снимет их и обнажит свое волосатое тело, которое будет долго и противно тереться о нее… Светка тем временем представляла ее, говоря совсем непринужденно и даже как-то по-дружески:

– Привет, Влад, это Настя, я тебе о ней рассказывала («Господи, что такое она обо мне могла рассказать?» – с ужасом подумала Настя). – Ну, вы тут разбирайтесь, я тогда пойду (Настя упросила ее подежурить под дверью, – на всякий случай, – но она вряд ли стала бы это делать).

И вот дверь захлопнулась, и она оказалась отрезанной от внешнего, столь привычного ей мира, в странной обстановке, наедине со страшным человеком. Дрожа, она проследовала за хозяином в единственную комнату, тесную и душную. Видно было, что обычно в ней царил бардак, и только ради особых случаев Влад прибирался здесь.

– Садись, чего стоишь? – Влад подошел к шкафчику. Она робко присела на краешек кровати. – Пить будешь? – Он вынул из шкафчика бутылку шампанского.

– Нет! – Она резко вскочила. – Давайте сразу…

– Ну сразу так сразу, – пожал он плечами и стал раздеваться. Снял рубашку через голову одним махом, стал расстегивать джинсы… Она, словно зачарованная, глядела на него, на его худое мускулистое тело. У парней в деревне, когда они раздевались на пляже, животы были обвислые, в складках, либо же наоборот, ребра торчали во все стороны… Когда Влад наконец снял трусы и натянул презерватив, она все еще стояла, не шелохнувшись.

– Ну ебать ты смешная, – произнес он. – «Давайте сразу», а сама?..

Тут она вспомнила, чему всегда учила ее Света: быть смелей и не отвлекаться на пустяки. Она решительно сорвала с себя желтую маечку – тоже одним махом, через голову. Затем сняла короткую юбочку, колготки и вскоре уже стояла перед Владом в одном нижнем белье, стыдливо опустив взгляд.

– Это тоже скидывай, – кивнул на лифчик и трусы Влад. – Стесняешься, что ли? Да не бойся ты, я ж тебе не серый волк.

Она разделась полностью и покорно вытянулась на расправленной постели. Пока Влад подходил к ней, а затем наваливался всем телом, она смотрела слезящимся взглядом в окно, за которым стучала клювом по карнизу галка, и думала о сером небе, раскинувшемся над этим серым и угрюмым районом, который все звали не иначе как «Нижние Ебеня», о телках и пацанах, трахающихся в этих самых Ебенях в таких же грязных и маленьких квартирках, а то и вовсе в подъездах или на заброшенных стройках; о Светке, которая сейчас где-то там ждет ее, а, возможно, совсем о ней не думает; о парнях из деревни; думала о чем угодно, только не об этой страшной боли…

Когда наконец все закончилось, Настя лежала, уткнувшись лицом в подушку, и слезы сами собой лились у нее из глаз.

– А ты ничего даже, – услышала она откуда-то издалека приятный голос Влада. – Я-то думал, хуже будет. Где хоть научиться-то успела?

С трудом оторвав голову от подушки, Настя увидела, что весь ее макияж размазался по желтой наволочке. Она поскорей утерла слезы и, сев на кровати, принялась собирать разбросанную по полу одежду. Влад сидел на другом конце кровати, так и не одевшись, и глядел на девочку уже не с жадностью, а даже с некоторым восхищением. Достав из кармана джинсов кошелек, он протянул ей тысячу, но она так отчаянно замотала головой, что он убрал деньги обратно и, взяв с тумбочки пачку «Винстона», закурил сам и протянул сигарету Насте.

– Я… я не курю, – робко произнесла она.

– Да ладно тебе, – усмехнулся Влад, – рано или поздно придется попробовать.

Помедлив, она взяла сигарету, прикурила от протянутой зажигалки и, вдохнув едкий дым, закашлялась. Стремясь скрыть позор, она затянулась сильнее, но успокоения, как ни странно, не ощутила, наоборот, ее замутило еще больше. Глядя, как она неумело затягивается и совсем по-детски хлюпает носом, Влад философски изрек:

– Жизнь одна, и в ней нужно успеть многое попробовать. Ничего, понемногу всему научишься.

…Этой ночью Настя долго не могла заснуть. Лежа в темноте, в привычной и уютной комнате, она прокручивала в голове весь сегодняшний день и его мелкие детали: голые стены и грязные занавески в квартире Влада, его мерзкие прикосновения, противный вкус его сигарет… Неужели каждый раз теперь секс будет для нее таким неприятным?..

Несколько дней после этого она боялась даже выходить из дому, чтобы ненароком не встретить на улице его. Родителям она сказала, что плохо себя чувствует, чтобы не идти в школу. Этот трюк у нее безотказно прокатывал с самого раннего детства: ей легко поверили и позволили остаться дома. Но возникла другая проблема: она внезапно осознала, что презерватив, который надевал Влад, вполне мог порваться или соскочить, а тогда… Она боялась даже думать о том, что могло произойти, если бы она вдруг забеременела. Не говоря уже о том, что сказали бы родители, узнав об этом. Единственным человеком, с кем она могла об этом поговорить, была, конечно же, Светка. Однако даже позвать