Возвращение в Чарлстон - Александра Риплей

– А я пойду, Стюарт, – сказала Маргарет.

– Я бы на твоем месте хорошенько подумал. У нас в семье одни мальчики, и купальными костюмами мы как-то не обзавелись.

Маргарет пискнула и прикрыла лицо ладошкой.

– Нет, миссис Маргарет, в холодную воду вы не полезете. – Ровный голос Занзи звучал непреклонно, а тон не допускал никаких возражений.

– Слава Богу, – Генриетта нарушила наступившее молчание, – мы почти дома.

У берега росли огромные магнолии, их нижние ветви с тяжелыми листьями образовывали над причалом плотный навес. Его тень, словно прохладная рука, опустилась на разгоряченные лица присутствующих. Повеяло свежестью, и всем сразу стало легче.

– Ой, как хорошо пахнет! – проворковала Маргарет. – На этих старых деревьях, наверное, миллион цветов!

– Приятно здесь, вы не находите? – обернулась к Билли Генриетта. – Из-за густой тени нижние ветви зацветают поздно, и сезон магнолий у нас получается долгий. Кстати, их цветы напомнили мне, что надо нарезать роз для праздничного стола. Туман был такой густой, что позаботиться об этом рано утром я не сумела. Маргарет, а ты мне не поможешь?

– Я помогу, мама, – опередил Маргарет Энсон.

– Очень хорошо. Но сначала, милый, ты и другие мальчики помогут дамам сойти, иначе нам придется прыгать с большой высоты. Видно, река обмелела, и неудивительно. Дождя не было уже Бог знает сколько времени.

Трое братьев и Билли соскочили на причал. Спускать вниз тяжеловесную Занзи им пришлось вчетвером. По сравнению с ней другие пассажиры казались просто пушинками. А Генриетта ухитрилась сохранить грацию даже с ребенком на руках.

– Давайте скорее, – сказал Стюарт. – Я умираю с голоду. В честь крестин моего сына Хлоя обещала сготовить на завтрак все, что я люблю. – И он, опережая процессию, зашагал к дому по широкой лужайке.

– Мама, я пойду достану садовые ножницы в сарае, – предложил Энсон. – А ты подожди меня здесь, в тени.

Билли шел рядом с мистером и миссис Гарден, приноравливаясь к их медленному шагу. По пути старик ткнул тростью в большой куст сорняков.

– Никто уже не умеет содержать в порядке имения, даже те, что не сжег Шерман. Я помню этот газон в прежние времена, он был как бархатный.

– Ты устал, Генри, только и всего, – вскинула на него глаза Джейн. – Как только мы дойдем до места, ты сразу выпьешь пунша, и все как рукой снимет.

– Еще до завтрака? Мадам, вы дурно на меня влияете! – И Генри Гарден от удовольствия издал кудахтающий смешок. – Но вообще-то, я думаю, полдень уже на носу. Эта их чертова барка… Это, конечно, традиция, но кабриолет и хорошая лошадка, право, куда быстрее. Сколько сейчас времени, мистер Баррингтон?

Билли сунул руку в карман для часов – там ничего не было. Он застыл как вкопанный.

– Я потерял часы! – воскликнул он с отчаянием в голосе. – Еще утром они у меня были, я точно помню.

Джейн Гарден успокаивающим жестом похлопала его по рукаву:

– Я думаю, они никуда не денутся. Скорее всего, вы забыли их в церкви.

– Нет, сударыня. Уверен, что нет. Я мог обронить их только в барке или на причале. Прошу меня извинить. Мне обязательно нужно их найти. Это подарок моего отца в честь окончания семинарии. – Билли сорвался с места и побежал назад.

Густая трава совершенно поглощала звук его шагов. Оказавшись невдалеке от пристани, он остановился. В густой тени деревьев виднелись две фигуры. Мужчина и женщина. Он мог разглядеть только белый подол юбки и нижнюю часть белых брюк. Пара негромко беседовала.

«Не следует им мешать, – подумал Билли. – Нужно повернуться, уйти и возвратиться в усадьбу ни с чем.

Но вдруг вода поднимется? А часы могут лежать на ступеньке. Или гребцы решат перегнать барку на новое место. А может быть, и уже перегнали. И часы лежат на самом краю пристани и вот-вот упадут в воду. Нет, нет. Необходимо пойти и посмотреть».

И он двинулся вперед. А потом до него донеслись слова, и когда он понял их смысл, то снова остановился.

– …Энсон, как ты можешь так поступить со мной?

– Я никак не поступаю с тобой, мама. С тобой это никак не связано.

– Тогда почему? Если ты не держишь зла на меня, почему ты хочешь уйти из дома? Из-за Стюарта? Из-за Когера? Вы что, поссорились?

Энсон глухо застонал:

– Я уже говорил тебе, мама, что я ни на кого не держу обиды. Я просто не могу оставаться здесь. Сразу после смерти отца, после венчания, я тебе еще тогда сказал, что уеду.

– Но ты же согласился остаться, – перебила его Генриетта.

– Ненадолго, мама. Я сказал, что останусь на какое-то время. Но это было четыре месяца назад. А теперь я должен уехать.

– Но, Энсон, я не понимаю. Объясни мне хоть что-нибудь. Ты что, меня больше совсем не любишь? – И Генриетта разрыдалась.

Билли вспомнил, какое мученическое лицо было у Энсона, когда девушка, которую он любил, венчалась с его братом. Молодому священнику было вполне понятно, почему юноша так стремится уехать и ничего не может объяснить матери.

Но Энсон еще очень молод, ему нет двадцати. И Билли, чье сердце никогда не было всерьез задето, глядя на дело с высоты своей двадцатидвухлетней мудрости, решил, что чувство Энсона к Маргарет – всего лишь детская любовь, она скоро пройдет. А пока он должен терпеть, чтобы не причинять боль своей матери.

«Я подслушиваю», – внезапно опомнился Билли, и от стыда у него кровь прилила к щекам. Он начал медленно и по возможности бесшумно пятиться.

Последнее, что он услышал, были слова Энсона:

– Мама, ну перестань, пожалуйста. Мама, я не могу видеть, как ты страдаешь. Мама, не плачь. Я обещаю тебе, что не уеду сейчас. Я побуду дома еще какое-то время.

Билли повернулся и побежал обратно к усадьбе. Но это было не то огромное здание, где он венчал Маргарет и Стюарта. В мае семейство всегда переезжало в меньший и куда более скромный дом, который стоял на невысоком холме, покрытом соснами, на землях Барони. Трэдды следовали традиции, сложившейся у плантаторов еще во времена колонизации Юга, когда первые поселенцы заметили, что болотная лихорадка свирепствует только в теплые месяцы и там, где много сосны, ею не болеют.

Лесной дом связывала с главным домом разбитая дорога, годная лишь для фургонов. В мае, перед самым переездом, слуги подрезали густые заросли куманики по ее краям, но кустарник успел вырасти снова, и колючки, цепляясь за брюки Билли Баррингтона, мешали ему бежать. Он замедлил шаг, поднялся на гребень между колеями и пошел размеренно, почти без опаски, отирая влажным платком лицо, с которого струился пот.

Приблизившись к дому, юноша уже вполне овладел собой.

Зато вне себя, как оказалось, был Стюарт Трэдд. Он мерил шагами длинный широкий портик, прилегавший к фасаду, и оглушительно орал на приседающую от страха пожилую негритянку, причем лицо Стюарта, почти не отличаясь по цвету от его волос, наглядно иллюстрировало, что же такое легендарный трэддовский характер.