Проклятие мертвых Богов - Маргарет Уэйс

— Рис… — произнес кендер.

Тот покачал головой, надеясь не услышать вопроса, который, как он знал, был готов прозвучать. Паслен попытался еще раз:

— Но, Рис, твой посох…

— …все это время был в надежных руках, — подхватил Рис. — Мне не о чем беспокоиться.

Паслен замолчал, но продолжал бросать на Риса озадаченные взгляды, пока они шли. Рис не забывал посох. Эммида была с ним, когда им пришлось предпринять неожиданное путешествие в замок Рыцаря Смерти. Посох, кажется, и спас им жизнь, претерпев чудесную метаморфозу — превратившись из старой палки в гигантского плотоядного богомола, который напал на Рыцаря Смерти. Монах был уверен, что посох погиб в Башне Бурь, он ощущал острое сожаление, даже когда бежал, спасая свою жизнь, из-за того, что ему пришлось бросить эммиду. Она была посвящена Маджере, Богу, которого покинул Рис.

Богу, который, судя по всему, отказывался оставить Риса.

Сконфуженный, благодарный и сбитый с толку, он размышлял над вмешательством Маджере в свою жизнь. Рис подумал, что священный посох — прощальный дар его Бога, знак от Маджере, что он понял и простил отрекшегося от него адепта. Когда эммида сама превратилась в богомола, чтобы напасть на Крелла, Рис воспринял это как последнее благословение Бога. Но вот эммида вернулась. И была отдана на сохранение Герарду, бывшему Рыцарю Соламнии, наверное, в знак того, что этому человеку можно доверять, и еще в знак, что Маджере живо интересуется делами своего монаха.

«Путь ко мне лежит через тебя, — учил Маджере. — Познай себя, и ты придешь ко мне».

Рис думал, он познал себя, но потом пришел тот ужасный день, когда его обезумевший брат убил их родителей и монахов Ордена Риса. Тогда он понял, что познал только ту часть себя, которая идет в солнечном свете по берегу реки. Он понятия не имел о той части себя, которая таилась в темной глубине души. Он понятия не имел об этой своей стороне, пока она не вырвалась наружу с яростным воплем и желанием мстить.

Эта темная сторона толкнула Риса на то, чтобы объявить Маджере Богом-бездельником и присоединиться к приверженцам Зебоим. Он покинул монастырь и отправился в мир, чтобы найти своего брата Ллеу, виновного в убийстве, и отдать его в руки правосудия, но все оказалось не так просто.

Наверное, Маджере и его учения тоже были не такими простыми. Наверное, этот Бог был гораздо сложнее, чем казалось Рису. И уж точно, жизнь была намного сложнее, чем он мог себе вообразить.

Резкий рывок за рукав выдернул его из мрачных раздумий. Рис посмотрел на Паслена:

— Да, в чем дело?

— Это не я, — сказал кендер, указывая рукой. — Это он.

Рис понял, что Герард, должно быть, говорил с ним все это время.

— Прошу прощения, шериф. Я отправился странствовать по дороге размышлений и не смог найти обратный путь. Ты спрашивал меня о чем-то?

— Я спрашивал, видел ли ты ту сумасшедшую женщину, которая, видимо, считает себя вправе входить и выходить из моей тюрьмы, когда ей будет угодно?

— А она сейчас здесь? — спросил Рис, встревожившись.

— Понятия не имею, — сухо отрезал Герард. — Я не был там последние пять минут. Что вы о ней знаете?

Рис принял решение. Хотя многое все еще неясно, знак от Бога, кажется, был вполне однозначен. Герард — человек, которому можно доверять. А Рису это было так необходимо! Он не мог больше нести этот груз на своих плечах.

— Я объясню тебе все, шериф, по крайней мере, то, что поддается объяснению.

— А это не слишком много, — пробормотал Паслен.

— Я буду признателен за что угодно, — живо откликнулся Герард.

Но объяснение пришлось на некоторое время отложить. Соленая вода засохла на Рисе и Паслене коркой, поэтому они решили искупаться в Кристалмире. Морская Богиня, вновь обретшая сына, великодушно сняла с водоема проклятие, которое сама наложила, и Кристалмир вновь обрел чистоту и прозрачность. Рыбу, задохнувшуюся в воде, погрузили на телеги и вывалили на поля, чтобы удобрить землю, но смрад до сих пор чувствовался в воздухе, поэтому оба купались быстро. После того как они отмылись сами, Рис смыл кровь и соль с рясы, а Паслен отскоблил свои штаны и рубаху. Герард принес им кое-какую одежду, и монах с кендером ждали, пока их вещи высохнут на солнце.

Пока они мылись, Герард потушил курицу в соусе с луком, морковью, картошкой и — он назвал это собственной кулинарной хитростью — гвоздикой.

Дом у Герарда был маленький, но удобный. Его выстроили на земле, а не на ветках какого-нибудь из знаменитых валлинов Утехи.

— Не в обиду обитателям деревьев будет сказано, — пояснил Герард, накладывая куриное рагу на тарелки и передавая по кругу, — но я предпочитаю жить в таком месте, где не рискую сломать шею, если вдруг начну ходить во сне.

Он дал Атте косточку, и собака устроилась у ног Риса, грызя ее. Посох Риса стоял в углу рядом с печкой.

— Вон твоя… как вы их называете? — произнес Герард.

— Эммида. — Рис провел пальцами по древесине. Он помнил каждый изъян на посохе, каждый бугорок и зазубрину, каждую царапину и щербинку, которые эммида приобрела за пятьсот лет, защищая невинных. — Посох несовершенен, но Бог его любит, — тихо сказал Рис. — У Маджере мог бы быть посох из того же волшебного металла, из которого выкованы Драконьи Копья, однако же его посох из дерева, простой, незатейливый и поцарапанный. Но даже такой он не ломался ни разу.

— Если ты говоришь что-то важное, брат, — произнес Герард, — тогда говори погромче.

Рис оглядел эммиду долгим внимательным взглядом, потом вернулся к своему стулу.

— Это мой посох, — сказал он. — Спасибо, что ты сохранил его.

— Там не на что смотреть, — заметил Герард. — Но тебя он, кажется, заворожил.

Он дождался, пока Рис поест, а потом произнес негромко:

— Что ж, брат, давай послушаем твою историю.

Паслен зажал в одной руке ломоть хлеба, в другой куриную ножку и принялся попеременно откусывать то от одного, то от другого очень быстро, настолько быстро, что в какой-то момент едва не подавился.

— Помедленнее, кендер, — посоветовал Герард. — К чему такая спешка?

— Боюсь, мы не сможем задержаться здесь надолго, — пробормотал Паслен, и струйка соуса потекла по его подбородку.

— Это почему?

— Потому что ты нам не поверишь. Думаю, минуты через три ты вышвырнешь нас за дверь.

Герард нахмурился и повернулся к Рису:

— Это правда, брат? Я вышвырну вас за дверь?

Монах немного помолчал, соображая, с чего начать.

— Ты помнишь, как несколько дней назад я задал тебе вопрос: «Что бы ты сказал, если бы я сообщил тебе, что мой брат убийца?» Ты это помнишь?

— Еще бы мне не помнить! — воскликнул Герард. — Я чуть не посадил тебя под замок за ложное обвинение в убийстве. Ты говорил что-то о том, как твой брат Ллеу убил девушку, Люси Уилрайт, так было дело? Говорил ты так, будто бы сам верил в это, брат. И я бы тебе поверил, если бы собственными глазами не видел Люси тем же утром, живую, как мы с тобой, и еще больше похорошевшую.