Домашнее задание - Олег Анатольевич Рудковский

и быстро отвел взгляд. Позвала его? Она-то как раз никого не звала, сидит себе, как немтырь. Чего дядька ему мозги полощет? Мальчик попытался припомнить вчерашний день и увидел себя, волочащего ноги по пути домой из школы, неся в портфеле свою первую «двойку».

— Тучи были, — уверенно ответил он.

— Ага! — Дядька, кажется, торжествовал. — А давеча, второго дня?

— Чо?

— Э-э, друг мой забавный, друг мой бесталанный. Позавчера, говорю, какая погода была?

Илюша задумался крепче, припоминая, что было позавчера. И вдруг он понял, что и позавчера, и неделю назад, — все это время над городом висели тучи, а по ночам подмораживало. Распогодилось только сегодня, но мальчик был до такой степени удручен своими школьными неурядицами, что пропустил этот момент мимо себя. Так вот почему все его одноклассники так быстро рассосались. Не потому, что боялись подхватить от него «двоечную» инфекцию, просто каждый спешил домой, мечтая быстренько переодеться и бежать на улицу, пока тепло и солнечно.

— Дождик был, — буркнул мальчик.

— А во все времена? — докопался дядька. — Так-то вот, друг мой горченый, друг мой удрученный. Весны нет как нет, а ты и не заметил. И мало кто. Солнца нет — пусть. Моросит неделями — пусть. Никому нет дела. Снег лежит себе аж до месяца мая, два дня солнце погреет — все. Вот и лето пришло. А весна как же? Нет ее, тут сидит, давненько уже.

Аппетит у Илюши окончательно испортился. Что же это получается? Весна заперлась у себя дома, и никто не знает. Все думают, что так оно и надо, просто погода такая. Ему нестерпимо захотелось сказать девочке, молча и неподвижно сидящей рядом, что пусть она не печалится. Он-то любит весну! Но потом снова вспомнил себя утреннего и промолчал. Как же, любит он! Пока дядька не сказал, он и сам ничего не видел перед носом.

— А почему так? — спросил он подавленно.

— Почему-почему? Потому! Вот сам пораскинь мозгами: куда Весна вовсе не заглядывает? В поле, к примеру, или в лесочке — там бабочка не ровен час мелькнет, цветочек распустится, солнышко где-то пробьется. А в городах? Ни солнца, ни бабочки — муть одна. Тучи да морось. Толкую же, загадили все, нечем Весне дышать. И сами не ведаете, какую яму себе роете. В яме уж все сидят, только сверху забросать осталось. Тогда очухаетесь, да поздно будет.

— Какую яму? — Илюша испугался не на шутку.

— А вот скажи мне, друг мой знающий, друг мой подмечающий. Ты пока сюда шел, окликнул тебя кто-либо? Остановил? Заговорил с тобой, спросил, как у тебя дела, куда путь держишь?

— Вы спросили…

— До меня! — Из того, что дядька не присовокупил по своему обычаю «друг мой такой-то, друг мой сякой-то», Илюша сделал вывод, что тот психует немного. Кажется, он что-то не то ляпнул.

— Никто, — поспешил исправиться он, краснея.

— То-то! Весны нет, и солнца нет тоже. И люди ходят пришибленные. Нет, что ли? Погляди! Все куда-то рвутся, спешат, бегут, не ровен час споткнутся. Смотрят на тебя, а не видят. На часы смотрят, а через секунду забывают. Обещают, а не приходят. Занимают, а не отдают. Хотят, а уже не получается. Как же, получится, если мимо себя самих проходят, мимо жизни. Будешь помирать, никто не остановится. Люди, скажешь, такими уродились? Весны им не хватает, вот что. Каждое утро встают — дождь, небо заложено, солнца нет, — и спать охота до невозможности. А надо бежать, куда там лишний час поваляться. Вот и бегут, полусонные. И привыкают. И думают, что так и надо. Вечером пришли, упали, заснули, как в яму болотную ушли, утром поднялись — дальше побежали. И день-деньской круговорот. Улыбок нет, смеха нет, настоящего смеха. Ты вот смеешься, только один когда. Да и тогда не смеешься, оглядываешься вокруг. Если уж смех, то непременно над кем-то.

Внезапно воспоминание о школе резануло Илюшу по нервам. «Двойка» по русскому, смешки одноклассников, никто не подошел, не сказал доброго слова. После звонка все побежали сломя голову. Получается, за весной гнались. А весна тут сидит. Илюша не гнался, и прямо к Весне угодил. Да и злые все какие-то стали, прав дядька. Мама с папой злятся, училка злится, собаки нервные…

— Так-то вот, — удовлетворенно продолжал дядька, кося правым глазом. — А потом удивляетесь, на жизнь пеняете. Весну назад позовите, вот что я вам скажу. Очухайтесь малость, оглядитесь, что творите. Покайтесь перед Весной. И легче, и веселее. Так-то, друг мой спящий, друг мой пропащий.

Дядька махнул рукой и уставился в окно. Илюша же потрясенно разглядывал свои руки, забыв про чай. Сейчас он вспомнил того пацана, что втыкал палки во дворе. Он еще посмеялся над ним (именно над ним, не просто так), находя его занятие тупым и бессмысленным. А оказывается, пацан-то не виноват, это потому, что весны нет. И мужик стоял со шлангом, как статуя, словно позабыл себя. А сколько таких?! Все делают бессмысленные вещи, и сами не замечают. Вот и мама тоже. Смотри у меня! Куда смотреть, зачем смотреть, что за чушь? И училка просит, чтобы мама ей позвонила, тогда она ей скажет, что Илюше надо исправлять двойки. Так ведь это и ежу понятно!

— Ну, пора! — внезапно засобирался дядька. — Я, как должно, привел, показал, рассказал. Дальше пусть сам думает.

Илюша как по команде вскочил, понимая, что «думать» — это про него имеется в виду. Конечно, раз его Весна позвала. Только что думать? Думать не получалось никак, потому что до Илюши в этот момент дошло, что он нестерпимо хочет в туалет. Выпитая недавно баночка «Фанты» настоятельно просилась обратно, и мальчик не знал, что делать. Спросить, где тут туалет, он, конечно же, не решится даже перед страхом смерти.

Выручил его все тот же кривой дядькин глаз. Или оба глаза вместе, с помощью которых тот подмечал все, даже то, что не надо. Едва они оказались на крыльце, как дядька обернулся и оглядел Илюшу с ног до головы.

— Сдается мне, друг мой рвущийся, друг мой мятущийся, тебе налево.

Он кивнул головой, и Илюша, проследив, увидел клозет. Ни говоря ни слова, пунцовый от стыда, он затрусил по гравийной дорожке в ту сторону, мимо яблонь и кустов малины, убежденный, что девочка сейчас смотрит ему вслед и внутренне хихикает. То, что хозяйка дома ничуть не производила впечатления недалекой дурынды, хихикающей по каждому поводу, не смогло попрать его мнительности. От расстройства Илюша даже какое-то время не мог справить малую нужду, очутившись в туалете, словно