Встреча от лукавого - Алла Полянская

– Я только яблоки возьму…

– Бери и не мешай мне.

За окном сгущаются сумерки, я чувствую себя совершенно разбитой. Мне отчего-то холодно и очень хочется в душ. Я открываю дверь в ванную – чистая просторная комната с витражным окном, все по последней моде, и ванна есть, и душевая кабинка. Хочется ощутить воду и надеть что-нибудь чистое… но мне очень плохо, и болит в груди так, что терпения никакого нет, и я понимаю, что со всеми этими хлопотами с моим убийством я совсем измотала себя. Стены плывут перед глазами, мир кружится, пришлось сесть, чтобы не упасть. Ну, теперь все, похоже, как надо… только не совсем, потому что мне по-прежнему дурно, и я не понимаю, что со мной происходит.

– Эй…

Нужно что-то делать, пока я могу внятно говорить. Но стены кружатся вокруг меня еще быстрее, темное кольцо сжимается, сжимается, пока не становится слишком тесным, чтобы я могла дышать.

Надо же. Похоже, моей свекрови все-таки придется раскошелиться.

Я лежу в кровати, кто-то укрыл меня теплым одеялом, я понятия не имею, где нахожусь. Запах яблок вернул меня к жизни, и я разом вспомнила и то, что меня должны были убить, и киллера, которого я даже в лицо не запомнила, и суп. Глупость какая-то получается.

Я открыла глаза – комната незнакомая, убийца сидит рядом со мной на стуле с высокой спинкой. У него усталый вид – наверное, намаялся он со мной. Не привык иметь дело с живыми.

– Ты как?

– Не знаю.

В моем теле поселилась ужасная слабость. Словно из меня в одночасье выкачали всю кровь, и от этого мир вокруг стал скучный и серый. Или тут освещение такое?

– Таблетки подняли тебе давление. – Убийца вздыхает. – Много выпила и понервничала, а сколько тебе, худышке, надо. Я ввел внутривенно магнезию, сейчас станет лучше.

– Вы и это умеете?

– Я много чего умею.

Я в этом и не сомневаюсь. Человек столь странной профессии должен иметь познания в медицине, учитывая, что ему далеко не всегда удобно обращаться к врачам.

– Я не спросила, как вас зовут.

– Мирон меня зовут.

Мирон… Странное имя, разве кто-то так называет детей? Хотя ему лет чуть за сорок, я думаю, и в его времена, наверное, называли. А может, его зовут вовсе не так, это псевдоним. С чего ему называть мне свое настоящее имя. Но раз уж он привел меня в свой дом… а может, дом не его? Может, он просто снимает жилье, чтобы перекантоваться? Не похоже, я же была на кухне, там все оборудовано очень добротно. Правда, сейчас и для сдачи в аренду точно так же приводят в порядок дома, это ничего не значит… вот только ящик яблок на веранде и бочка с дождевой водой кажутся мне подозрительно непричастными к аренде.

– А дом…

– Это мой дом. Просто я здесь не часто живу. Так, бываю иногда, его еще в порядок надо приводить, видела гостиную?

– Ага. Очень милая, как в деревенском доме.

– Вот я и думаю, что мне с этим барахлом делать. – Мирон хмыкнул. – Выбросить жаль, очень характерная комната, будто на пятьдесят лет назад нырнул, а с другой стороны, оставить все как есть тоже нельзя, слишком большой контраст будет с остальным. Но мне спешить некуда.

Убийца замолчал и хмуро посмотрел на меня. Понятно – он уже сто раз пожалел, что не сбросил меня с крыши, когда была такая возможность. Сейчас бы он был при деньгах, и не пришлось бы ему колоть мне препараты и отвечать на вопросы.

– Вот таблетка, положи под язык. Тошнит?

– Нет, уже меньше.

Я покорно кладу таблетку под язык, она совсем крохотная, даже не понять, горькая или нет… Отчего-то все лекарства делают горькими. Может, для того, чтобы люди их не ели вместо конфет.

Ну что ж, могло быть и хуже. Я уж думала, что у меня инфаркт, потому что болело в груди и дышать было невозможно.

– Как сейчас?

– По-моему, лучше. – Мне очень неловко с ним. – Можно мне яблочко?

– Вставай и поешь супа. Яблоки потом. Тебе надо поесть, ты же сегодня ничего не ела.

Откуда он знает? Ах да, вот я бестолочь! Он же следил за мной, а я с самого утра шаталась по городу, чувствуя себя живой, как никогда. И все думала – надо же, ну как назло, мне сегодня умирать, а я хочу купить пару книг и мороженого…

– Дойдешь сама до кухни?

– Может, и дойду.

Я осознаю, что на мне чужой халат и белья нет, это уже совсем никуда не годится. Как могло выйти, что все эти неприятности навалились на меня кучей, в один момент? А что, по очереди было некошерно? Хотя, конечно, мне без разницы.

– Давай руку, помогу подняться. Не сможешь дойти – принесу тебе чашку с супом прямо сюда. – Он придерживает меня под локоть. – Ничего, держись. Все бывает в жизни.

Ага, все. И убийство мое заказывают – то-то офигенный опыт!

– Может, сюда принесу тебе еду? Шатаешься ты.

Нет уж, чтобы есть в постели – мне должен совсем конец наступить, а до этого пока далече, что не может не радовать. Комната уже не кружится, и тошнота отступила, но слабость дает о себе знать, как после длительной болезни, хотя – ну сколько я тут пролежала – полчаса, не больше. До кухни я дойду, потому что есть в постели – жалкое зрелище, а я и без того вряд ли выгляжу нормально.

– Садись, буду тебя кормить. Не помирать же тебе с голоду.

Это очень странно слышать от человека, который еще несколько часов назад собирался сбросить меня с крыши многоэтажки. Я мысленно содрогаюсь, представив себя посреди тротуара в самом неприглядном виде, толпятся зеваки, кто-то из соседей меня бы опознал, полиция бы что-то фотографировала, записывала, потом погрузили бы меня в труповозку. Кто-то вызвал бы мужа и свекровь, и они стали бы лить фальшивые слезы, свекровь даже, возможно, обморок бы изобразила, хотя у этой лошади отродясь ничего никогда не болело, кроме кошелька.

А потом они позвонили бы Петьке. Ему пришлось бы сообщить бабуле. И эти двое никогда не смогли бы ни пережить, ни смириться с тем, что меня нет. А свекровь и муж пришли бы в мою квартиру и прыгали бы от счастья. Представить прыгающую свекровь – фууу… но я это могу. Так, например, прыгала бы жирная жаба. Тряслись бы телеса, у соседей сыпалась бы штукатурка с потолка… нет, полет фантазии надо остановить, иначе суп мне не доесть.

Муж первым делом выставил бы на продажу бабушкино трюмо, он давно уговаривал меня его продать, даже показал антиквару, и тот был готов заплатить круглую сумму, но я уперлась намертво. Виктор тогда обиделся – типа, зачем тебе это старое зеркало, купим взамен новое! А так деньги в семью. Он не понимал, что это бабушкино трюмо. Он мыслил только так: деньги есть – хорошо, нет их – плохо. И если бы меня не стало, трюмо ушло бы к антиквару.

А свекровь вытащила бы все мои украшения… В общем, сценарий так себе. Но есть нечто, на что я посмотрела бы с огромным удовольствием – чтение завещания. Нотариус объявил бы о нем, и они бы собрались, и вот момент, когда они поняли бы, что все зря и квартира от них уплыла, а им нужно выплатить Петьке половину стоимости машины и вернуть трюмо – я бы ни за что не пропустила, я бы в виде призрака задержалась здесь, лишь бы на это посмотреть!