Мао Цзэдун - Александр Панцов

Аналогичные мятежи случались и в других местах, даже в столице провинции Хунань, городе Чанше. Мао Цзэдун рассказывал Сноу, как поразила его однажды группа беженцев, торговцев из Чанши, оказавшихся в Шаошани. «Мы спросили их, почему они бегут. Они рассказали нам о большом восстании в городе. В тот год был жестокий голод, и тысячи людей в Чанше не имели еды. Голодающие послали делегацию к городскому губернатору, умоляя его о помощи, но он высокомерно ответил: „Почему у вас нет еды? В городе сколько угодно еды. У меня ее всегда достаточно“. Услышав его ответ, народ страшно возмутился. Были проведены митинги и организована демонстрация. Люди атаковали маньчжурский ямэнь [присутственное место], сломали флагшток, символ власти, и изгнали губернатора»19. А вскоре и в самой Шаошани подняли мятеж члены «Общества старших братьев». Через некоторое время взбунтовались и остальные шаошаньские бедняки. Они потребовали помощи от богатых крестьян и начали движение под лозунгом «ешьте рис бесплатно». «Мой отец, — вспоминал Мао Цзэдун, — был торговцем рисом и, несмотря на его недостаток в нашем районе, вывозил в город много зерна. Однажды отправленный им рис был захвачен бедными крестьянами, и гнев его не имел границ. Я не сочувствовал ему. В то же время я считал, что действия крестьян тоже были неправильными»20.

Бунты жесточайшим образом подавлялись. В Чаншу прибыл новый губернатор, который немедленно издал приказ об аресте главарей восстания. Многие из них были обезглавлены, и их головы выставлены на шестах в назидание будущим «бунтарям». Были брошены войска и против «старших братьев», действовавших в Шаошани. Их вождь по имени Пан-каменщик был пойман, и ему тоже отрубили голову.

Казни в Китае были публичными. На преступников надевали белые безрукавки с черными иероглифами, означавшими «бандит» или «убийца», скручивали руки за спину и затем в открытых повозках возили по городу или деревне. Впереди шли солдаты с ружьями или саблями. По обеим сторонам процессии толпился народ. Многие сопровождали повозку во все время пути. Повозив таким образом приговоренного, солдаты в конце концов сбрасывали его с повозки на площадь, запруженную толпой. Один из солдат, отдавая свою саблю товарищу, подходил к преступнику и становился перед ним на колени. Он кланялся обреченному на смерть человеку, прося простить его за то, что должен был с ним сделать. Тем самым ограждал себя от потенциального возмездия со стороны души будущей жертвы. Ритуал давал возможность и смертнику «сохранить лицо»: ведь напоследок ему оказывали дань уважения. Наконец осужденного ставили на колени, и солдат, взяв назад свою саблю, быстрым ударом отсекал ему голову. После этого публика расходилась. Деревенская жизнь была небогата событиями, и такое зрелище, как публичная казнь, вызывало неподдельный интерес. Особенно ценилось, если осужденный во время шествия проявлял храбрость: пел песни или выкрикивал лозунги. Тогда кто-нибудь в толпе обязательно с одобрением говорил: «Хао! Хао!» («Хорошо! Хорошо!»)[5]. Иногда головы казненных не выставлялись на шестах, а вывешивались на столбах в наскоро сбитых небольших четырехугольных ящиках без боковых стенок — на всеобщее обозрение.

Насилие порождало насилие. Вот в такой атмосфере, в обществе, где жизнь человеческая не стоила ничего, где люди трудились не покладая рук изо дня в день, лишь бы свести концы с концами и вырваться из нищеты, происходило становление личностей как Мао Цзэдуна и Чжан Готао, так и многих других будущих китайских революционеров-коммунистов. Именно крестьянский бунт, по признанию самого Мао, произвел на него в детстве неизгладимое впечатление, оказав влияние на всю жизнь21. «Жестокий век, жестокие сердца!»

Огромное воздействие на мировоззрение и мироощущение Мао, по его собственным словам, оказала и китайская художественная литература, прежде всего исторические романы, повествующие о восстаниях, бунтах и мятежах. Он по многу раз перечитывал эпические «Цзинчжун Юэ чжуань» («Биография исключительно преданного Юэ Фэя»), «Шуйхучжуань» («Речные заводи»), «Суй Тан яньи» («Романтическая история династий Суй и Тан»), «Саньгочжи» («Троецарствие») и «Сиючжи» («Путешествие на Запад»). В этих книгах описывались подвиги легендарных рыцарей, военачальников и авантюристов, а также вождей народных восстаний. В них воспевались идеалы боевого братства и утверждался культ физической силы. Их герои звали на бунт против традиционных устоев. Школьный учитель, преклонявшийся перед Конфуцием и проповедовавший ученикам азы конфуцианской этики и морали, ненавидел эти «разбойничьи» книги, называя их «безнравственными», однако Мао и многие из его одноклассников были от них без ума и даже заучивали наизусть страницы «вольнодумных» романов22.

Напрасно мать Мао Цзэдуна молила Бодхисаттву. Не Святым Благородным Путем Всемилостивейшего Будды последует ее обожаемый сын, а дорогой крови, насилия и революции. Холодным останется его сердце и к этической философии великого гуманиста Конфуция. «Я знал классику, но не любил ее», — признавался Мао Цзэдун Эдгару Сноу23. Уже в раннем детстве, под влиянием деспотичного отца, бунтарской литературы и окружавшей действительности, он сделал вывод: свои права можно защитить только открытым восстанием, если же оставаться смиренным и покорным, тебя будут бить все сильнее и сильнее24.

В тринадцать лет Мао ушел из школы. Строгий учитель применял суровые методы воспитания и часто бил учеников. Терпеть это непокорный подросток больше не мог. Отец не возражал против того, чтобы сын бросил школу. «Я и не хотел, чтобы ты стал ученым сюцаем, — сказал он, имея в виду получение сыном ученой степени, которую в императорском Китае можно было приобрести, сдав экзамены на уровне уезда. — К тому же императорские экзамены уже отменили, и дальше учиться уже нет смысла. В поле работы много, вот и возвращайся домой»25. Мао Ичан рассчитывал, что сын будет заниматься хозяйством, в частности, ведением бухгалтерских книг, но оказалось, что тот решил заняться самообразованием. Страсть к чтению захватывала Мао Цзэдуна все больше. Он жадно проглатывал все, что попадалось под руку, за исключением классических философских трактатов. Обычно он читал по ночам, занавешивая окно своей комнаты синей домотканой простыней так, чтобы отец не мог видеть света горящего у него светильника. Делал он так потому, что отец страшно злился, заставая упрямого отпрыска за книгой, даже если тот читал в свободное время. Как пишет дочь Мао, «дедушку нелегко было провести». Он вставал среди ночи и проверял, читает ли его непослушный сын. И если обнаруживал свет в его комнате, сразу поднимал крик: «Сколько же можно говорить! За ночь столько масла переводишь… Если так будет продолжаться, ты пустишь нас по миру!»26

Именно в это время Мао Цзэдуну попалась книга, пробудившая его интерес к политике. Она направила мятежный дух молодого человека в патриотическое русло. Это была работа крупного реформатора и компрадора Чжэн Гуаньина (он же Чжэн Чжэнсян) «Предупреждение об опасностях, угрожающих в цветущее время», изданная в 1893 году. В ней содержался призыв к изучению «науки о богатстве и могуществе», то есть заимствованию европейского индустриального опыта в целях модернизации Китая, и говорилось о необходимости введения в Срединной империи конституционной монархии по британскому образцу. Автор выступал против традиционных конфуцианских устоев, за ограниченные буржуазные реформы, направленные на укрепление государства27.