Метро 2033. Край земли-2. Огонь и пепел - Сурен Цормудян

– А что не так?! – крикнул мгновенно вскипевший Андрей. – С чем ты, чтоб тебя, не согласен?!

– Орды варваров?! Какие орды, Андрей?! Я человек двадцать насчитал! Может тридцать! И среди них, между прочим, дети! Это они убийцы отцов и матерей?!

– Из них вырастут убийцы!

– С чего ты вообще это взял?! Ты хоть понимаешь, что наши люди верят нам?! – негодовал Цой. – Понимаешь это?!

– Разумеется!

– И если перед нашими людьми выступить с такой речью, то они в нее поверят! Поверят в этот кошмар! И все, назад пути не будет, если ты зарядишь их ненавистью, как ружье патронами!

– Назад пути не стало в тот день, когда лопнул вон тот мяч! – Жаров указал рукой на тот самый спортивный снаряд, который хранился как реликвия в их «тронном зале» уже долгие годы, напоминая о дне, когда они, еще будучи детьми, играли в «квадрат» на школьной площадке.

– И ты хочешь вернуться в тот день?! В ту войну?! Ты хочешь продолжить тот ужас, который когда-то начали какие-то скоты?! Нельзя выступать с такой речью перед народом, Андрей! – Александр взмахнул листком бумаги. – Нельзя! Женька! А ты что молчишь?! Или ты согласен с ним?!

Цой всучил Горину бумагу, и Женя пробежался взглядом по тексту:

– М-да, Андрюха, это явный перебор. Не хватает слов про святую землю, крестовый поход и про смерть неверным.

– Да вы охренели оба что ли?

– Ты погоди, Жар. Не кипятись. Мне вам обоим есть что сказать. Сейчас главная проблема в том, что в их поселении Крашенинников. Машину мы все разглядели, не так ли? В свою очередь, проблема не в Крашенинникове, как таковом, а в водородной бомбе…

– Вот, вот оно! – вскинул руки Цой. – Вы вдумайтесь только! Мы поспешили! Погорячились! Даже если вы это не признаете, то я признаю! Мы погорячились и совершили ошибку, изгнав этих вулканологов отсюда. И с чем мы столкнулись в итоге?! А с тем, что нам теперь любой ценой надо вернуть Крашенинникова и забрать у него бомбу! Так вот и с этими американцами горячиться нельзя! Нельзя спешить и действовать на эмоциях!

– Саня, я согласен с тобой, в общем-то. Но дай договорю, – поднял ладонь Женя. – Итак. Миша у них. И Миша нам нужен. Завтра мы не атаковать должны американцев, а выйти на контакт и попробовать вернуть его обратно. В конце концов, здесь их дом, который они неплохо обжили за столько-то лет. Мы вернем все их имущество и даже больше. Отменим приговор, извинимся, все что угодно, лишь бы заполучить Крашенинникова, а вместе с ним и бомбу. А вот когда у нас будет бомба, то эти американцы вообще не проблема. Они никак не смогут угрожать нам, если у нас будет эта бомба.

– И что, пусть они живут на нашей земле, так что ли?! – рявкнул Жаров.

– Слушай, Андрей, земли у нас много, а людей мало. Но это ладно. Я ведь думаю, что не от хорошей жизни они сюда пришли. Когда мы были в походе и искали того зверя далеко в сопках, то на западе, за горой Вилюй, видели, что с природой что-то странное творится. У нас тут, быть может, один из немногих, если не единственный, оазисов, пригодных для нормальной жизни и земледелия.

– Им здесь не место, Гора!

– Я тебе еще раз говорю, не в этом дело сейчас. Наша главная цель – Крашенинников. Заполучим его, значит, заполучим бомбу. А с таким оружием, нам и воевать ни с кем не придется. У нас будет ядерная монополия.

Андрей задумчиво уставился в потолок, размышляя над словами Горина. Все же ему пришлось признать, что здравое зерно в них имелось. Поднявшись со стула, они принялся расхаживать по помещению и остановился у окна.

– Ладно. Может ты и прав. С речью пока повременим и будоражить людей не будем, до поры до времени. А завтра попробуем провести что-то вроде переговоров.

– Тогда нам точно понадобится Сапрыкин, – произнес Александр.

– Зачем? – не оборачиваясь и глядя в окно, спросил Андрей.

– Он знает английский язык. Нам ведь нужен переводчик, не так ли?

– Возьмем Рому Мухомора. Он тоже знает.

– Рома восстанавливает свой дом. Все-таки у него внуки малые. Двое. А дочка третьего ждет. И мужа она, кстати, во время землетрясения потеряла. Он никуда не поедет. Мобилизацию мы ведь не объявляли и берем пока самых надежных и неболтливых. Нам нужен Сапрыкин.

– На кой черт тебе этот старик? – обернулся Жаров.

– Этот старик, по сути, сделал из нас тех, кто мы есть теперь. Не надо о нем так, Андрей.

Жаров скривился и снова отвернулся к окну:

– Я его уговаривать не буду.

– Предоставь это мне, – сказал Цой и торопливо запихал в карман куртки несколько листков бумаги, в том числе и ту ужасную речь, которую написал Андрей.

– Как знаешь. Только не забудь поспать сегодня. Завтра трудный день нас ждет. Я, пожалуй, тут переночую. – Жаров отошел к стоящему в углу топчану и улегся на него. – Лампу погасите, как будете уходить.

Уже через несколько минут Цой и Горин стояли на улице, перед школой.

– Жень, тебе не кажется, что Андрея начинает уже здорово заносить? Он теряет контроль над собой.

– Просто у него свое собственное мнение, – пожал плечами Горин.

– Это уже не мнение, Жень! Тут уже патология!

– Саня, я теперь с тобой не соглашусь. Тебя не тревожит, что поблизости американцы?

– Конечно, тревожит. Но меня вообще бы тревожила группа людей, оказавшихся поблизости и о которых мы ничего не знаем. И не важно, чьи это были бы граждане. Но… Когда я детей увидел. Все как-то по-другому восприниматься стало, понимаешь? Тут разобраться надо.

– Вот завтра и разберемся. Надеюсь. Ты, Саня, не забывай, что сейчас главная проблема, это бомба.

* * *

Оливии нужно было совсем немного времени, чтобы преодолеть мешавшую ей поначалу растерянность и робость. Сейчас она уже говорила уверенно и ярко, рассказывая своим соотечественникам о том, кем она была в Америке, и кем был ее отец. О том, как она оказалась на Камчатке и о своей работе. О том страшном дне и временах и событиях, наступивших после. Казалось, она хочет охватить все эти годы, не оставляя никаких мелочей. Михаил заметил, что Оливия при всем при этом старалась обходить острые углы и даже не упомянула о своем не очень положительном отношении к приморскому квартету. Она пыталась быть объективной и честной и в то же время избегала любых мелочей, которые так или иначе могли создать негативный образ общин на другом берегу Авачинской бухты.

Уже который раз Оливия заставила Михаила восхищаться ею. Первоначальные опасения о том, какую именно оценку даст она местным жителям, были напрасны. Собески рассказала, как им, пережившим крушение вертолета, оказали помощь. Не забыла упомянуть о том, что за все годы после избавления от банд, никто не пытался напасть на них или ограбить. Но главную проблему никак не обойти и не сгладить. Ее не замолчать и не скрыть. Их изгнали из-за того, что она американка. А это ломало самое идиллическое представление о нравах местных, какое только могло быть.