Игра в бары - Рекс Стаут

– Мне необходимо вам объяснить, – начал Холмер, – почему я сразу же, и в такое время, обратился к вам. Ну, во-первых, я кое-что знаю о ваших потрясающих успехах и отличной репутации, но, кроме того, мне известно мнение о вас Дика Вильямса, вернее, Ричарда А. Вильямсона, торговца хлопком. Он сказал мне, что однажды вы сотворили для него чудо. – Холмер некоторое время вежливо помолчал, предоставив Вульфу возможность согласиться с этим лестным для него утверждением.

Вульф так и сделал, наклонив свою огромную голову на целую восьмую дюйма.

– Я, конечно, не прошу для себя чуда, – продолжал Холмер, – но мне необходима быстрота, смелость и необычайная проницательность.

Он устроился в кожаном кресле, стоящем около письменного стола Вульфа, придерживая свой портфель у локтя на подлокотнике. У него был хорошо поставленный баритон, такой же жесткий, как и он сам.

– И особенно секретность. Мне очень хорошо известно, что все это у вас имеется. Что же касается меня, то я – старший партнер юридической фирмы с самой надежной репутацией, офис которой размещается на Уолл-стрит. Дело заключается в том, что молодая женщина, интересы которой я представляю, внезапно исчезла, и есть основания опасаться, что она может совершить нечто опрометчивое и даже подвергнуться крайней опасности. Ее необходимо немедленно отыскать и сделать это так быстро, как только возможно.

Я открыл ящик стола, чтобы вытащить записную книжку, и потянулся за ручкой. Что может быть приятнее такого дела? Исчезнувшая молодая особа и старший партнер уолл-стритовской юридической фирмы с самой надежной репутацией, настолько обеспокоенный, что даже на ночь глядя пришел к нам за помощью, предварительно не позвонив. Я смотрел на Вульфа и с трудом удерживал улыбку.

Его губы были плотно сжаты, выдавая тем самым недовольство перед неизбежной работой. Когда на Вульфа надвигалась работа, он становился мрачен. Чаще всего он никак не мог найти причин для благовидного отказа, не мог изложить в убедительной форме своих извинений. Все это он ненавидел.

– У меня есть определенное предложение, – продолжал Холмер. – Я заплачу вам пять тысяч долларов, если вы обнаружите ее и позволите мне связаться с ней до 29 июня, то есть в течение шести дней, считая с сегодняшнего дня. Я заплачу и вдвое больше: десять тысяч, если вы доставите ее в Нью-Йорк, живую и невредимую, к утру 30 июня.

Я смотрел на него с живым интересом, когда он говорил о пяти тысячах долларов, а потом о десяти, но когда я услышал о дате – 30 июня, я тотчас же опустил глаза. Это все, конечно, могло быть и простым совпадением, но у меня появилось внезапно предчувствие того, что здесь что-то не так. А мой опыт уже давно научил меня не пренебрегать подобными предчувствиями. Я поднял глаза настолько, чтобы видеть лицо Вульфа, но на нем не проскользнуло и тени того, что произнесенная дата поразила его так же, как меня.

– А не лучше ли вам обратиться в полицию? – спросил он.

Холмер покачал головой:

– Как я уже имел честь сказать вам, здесь необходимо полнейшее соблюдение секретности.

– Это понятно, раз вы решили обратиться за помощью к частным детективам. Расскажите мне о вашем деле, только кратко и ясно. Поскольку вы, как сами изволили сказать, юрист, то должны знать, что мне необходимо решить, возьмусь ли я за эту работу.

– А почему бы вам не взяться за нее?

– Не знаю, не знаю… Вы лучше расскажите мне все подробности дела.

Холмер выпрямился в кресле. Я решил, что его манера сжимать и разжимать пальцы – не установившаяся привычка, просто он был на пределе.

– В любом случае, – начал он, – это конфиденциально. Имя молодой женщины, которая исчезла, – Присцилла Идз. Мне известна вся ее жизнь до малейших подробностей. Я – ее опекун. Кроме того, я управляю ее собственностью, согласно завещанию отца Присциллы, умершего десять лет назад. Она проживает в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице. Я должен был приехать туда сегодня вечером, чтобы обсудить с ней кое-какие деловые вопросы. Войдя в квартиру немногим позже восьми, я ее не нашел. Горничная была крайне встревожена, поскольку ожидала свою хозяйку домой к обеду, а от нее до сих пор не было никаких известий…

– Таких подробностей мне не нужно рассказывать, – нетерпеливо перебил его Вульф.

– Хорошо, я постараюсь изложить все короче, – согласился Холмер. – Я обнаружил на ее письменном столе адресованный мне конверт. Там лежала записка, написанная ее рукой.

Он потянулся за своим портфелем, открыл его и извлек оттуда небольшой, сложенный вдвое листок голубой бумаги, но снова опустил его обратно, чтобы достать из футляра очки и надеть их на нос. Потом опять взялся за листок.

– Вот, послушайте, что здесь написано: «Дорогой Перри…» – Он замолчал и, подняв подбородок, посмотрел сначала на меня, потом перевел взгляд на Вульфа. – Она называет меня по имени, – объяснил он, – с того времени, как ей исполнилось двадцать лет, а мне сорок девять. Это было предложение ее отца.

Он явно жаждал комментариев, и Вульф вынужден был пробормотать:

– Но ведь это же не имеет существенного значения для дела.

Холмер кивнул:

– Я просто упомянул об этом, но будем читать дальше.

Дорогой Перри!

Надеюсь, вы не будете на меня слишком сердиться за то, что я вас так подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Я просто хочу побыть одна там, где я сейчас есть. Я сомневаюсь, что вы хоть что-нибудь услышите обо мне до 30 июня, но после этой даты узнаете все обязательно. Пожалуйста, не волнуйтесь, и не пытайтесь меня найти.

Любящая Прис.

Холмер медленно сложил записку и снова убрал ее в портфель.

– Возможно, мне следует объяснить вам смысл этой даты – 30 июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет и, согласно условиям ее отца, опекунство над ней заканчивается. Она войдет в полное владение своей собственностью. Таково было завещание. Но есть и некоторые осложнения, как это почти всегда бывает при назначении опекунства. Основной капитал Присциллы составляют девяносто процентов акций крупной и весьма процветающей корпорации. Среди части управляющих и директоров бытует мнение о том, что моя подопечная нуждается в контроле. Это-то и есть первое, и очень важное, осложнение. Второе – бывший муж моей подопечной.

Вульф нахмурился:

– Он жив?

Патрон никогда не вел дела, связанные с супружескими скандалами.

– Да, – коротко ответил Холмер и тоже нахмурился. – Это было непростительной ошибкой со стороны Присциллы. Она убежала с ним в Южную Америку, когда ей было всего девятнадцать лет, оставила его тремя месяцами позже и развелась в 1948 году. Правда, дальнейших осложнений между ними не было. Но две недели назад я получил письмо, присланное на мое имя, как управляющему ее собственностью, в котором, видите ли, утверждается, что, согласно подписанному моей подопечной вскоре после замужества документу, половина ее состояния законным порядком переходит к нему. Я сомневаюсь в этом…