На привязи - Ксения Каретникова

мне достанешься ты, — выпуская дым колечками, говорит Борис.

Он под наркотой, даже рукав еще засучен. А рядом, на стеклянном столике, лежит использованный шприц. Вот он сорвался, твою мать, уже в наглую, у всех на виду. Хотя все, работающие в доме, прекрасно знают о пристрастии младшего хозяина.

— Борька, ты что-то путаешь, я не наследство, я наследник, — заявляю, разрушая пальцем одно из дымных колец. Я сижу напротив него и не по своей воле, он меня позвал якобы поговорить.

Боря усмехается:

— Ты — вещь, Крис, которая перейдёт мне бонусом от папочки.

Теперь я усмехаюсь, напыщенно громко, демонстративно. А Боря тянется вперёд и, схватив меня за запястье, шепчет:

— Да-да, мамуля, я возьму тебя. Ты будешь стонать подо мной, визжать, как сучка, умолять, чтобы я не останавливался.

Выдернув свою руку, я поднимаюсь с места.

— Иди нахер, сынок, — ласково и уверенно произношу я и, не оглядываясь, в спешке иду к лестнице. Как вдруг слышу треск и звон стекла. Оборачиваюсь — столик, стоящий рядом с Борькой, разбит в вдребезги, осколки стекла в крови, так же как и перед рубашки, к которой Боря прижимает порезанную руку. Он делает попытку подняться. Глаза его бешеные, он смотрит на меня так, что волоски на теле встают дыбом. Борька собирается подойти ко мне, но вдруг слышатся торопливые шаги с кухни. Демьян. Те редкие моменты, когда он дома. С ним я вообще стараюсь не пересекаться. Он подлетает к Борьке и начинает его успокаивать.

Я быстро поднимаюсь к себе, мне страшно, вся моя уверенность и независимость сейчас лишь бахвальство и маска. Я жутко его боюсь. Я видела, что он сделал с Аней.

Думаю, расхаживая по комнате. Бежать! Да! И желательно подальше. Но для начала получить полагающееся мне наследство. С адвокатом я уже говорила, он обещал все сделать быстро. Не нужна мне никакая недвижимость, только деньги и акции.

Я замираю у трюмо, на котором стоит наша свадебная фотография. На ней я улыбаюсь. Да, я, пожалуй, была счастлива в тот момент.

Хотя Игоря все же не любила. Просто потому, что вообще никогда никого не любила… ну, после определённого момента. Да и те эмоции уже давно погасли, я их и не помню. Как и не было. И я не гонялась за Игорем, не соблазняла, не хотела делать именно из него своего мужа. Все как-то само собой получилось. Надо же, как бывает. Парадокс…

И наш брак не по расчёту — мне не было противно с мужем. Даже скажу, что приятно. Он красиво ухаживал, был вежлив, галантен, нежен, умел доставить удовольствие… у меня было уважение к нему. И он знал, какая я. Знал, что любовь для меня нечто сказочное, нереальное. Вот как-то так — не носила я розовых очков. Но и Игорь меня за это уважал. Я для него была не только женой и любовницей, я была еще и другом. И, пожалуй, мне он рассказывал даже больше, чем своим детям.

Кроме одного. Про свою болезнь. Он явно преуменьшал ее тяжесть. Говорил, что все нормально…

И сейчас я ругаю Игоря, что так рано и неожиданно ушёл. Бах — и нет человека. Я теперь вдова. Хорошо, что еще меня не обвинили в его смерти. А то могли же.

— Просыпайся, — слышу я над ухом и открываю глаза. Алешка так и лежит у меня на плече, смотрит на Борьку, склоняющегося надо мной, и скалится. Он его всегда не любил. Мой умный Алешка чувствует людей.

— Доброе утро, Крис, — улыбается Боря. Вроде бы искренне. — Видишь, я, как и обещал, привёз твою псину в хорошие и заботливые руки.

— Спасибо, — выдавливаю я из себя.

— Не благодари, он не всегда будет рядом с тобой. Все будет зависеть от твоего поведения, — он усмехается, а у меня дёргается рука в глупой попытке вмазать ему по роже.

Вот же, сука, догадался о моем слабом месте, нашел, чем шантажировать. Я ведь понимаю, я приму этот шантаж. Слишком глубоко в моем сердце проросла привязанность к Алешке. Он для меня как ребенок, которого я так и не смогла приложить к груди, которого у меня уже никогда не будет.

9

Борька собирается уходить и забрать с собой Алешку. Его надо выгулять и покормить. Разумеется, не сам Боря будет это делать. Привязанность и забота о братьях наших меньших не для него. Игорь рассказывал, что в детстве у его младшего сына было много живности, но ни одна не прожила долго. Кто-то умер, кого-то отдали, потому что Борькиного интереса хватало ненадолго. Надоедало, наскучивало.

Я истерично мысленно смеюсь, подумав, что я для Борьки сейчас тот же домашний питомец. А что? К туалету приучена, меня кормят, моют и приходят, когда нужно. Остаётся надеяться, что я тоже скоро надоем своему чертову хозяину.

С тоской смотрю, как Боря тянет руки к собаке, при этом сообщает мне, что Алешкой займётся Юрасик, который еще и любитель собак, оказывается.

Алешка сопротивляется, уходить явно не хочет, огрызается на Борьку. Но тот берет его на руки, зажимая бедному мальчику морду. Кажется, сожми Борька сильней — и маленький Алешкин череп треснет в его огромной руке.

Когда дверь за ними закрывается, я слышу жалобный скулеж собаки. Он разрывает сердце…

Нет! Лучше бы не привозил его! Слышать это выше моих сил. Больное место, ахиллесова пята. Говорят, что сила женщины в ее слабости. Сейчас моя слабость — это Борькина сила. И, увы, мы оба это понимаем.

Маюсь, извиваясь на матрасе. Самой хочется скулить.

Собаку мне вскоре возвращают. Ее приводит Юрасик-молчун, удивительно, но на него Алешка не огрызается. Помимо собаки в полумраке подвала появляется еще и завтрак.

Парень собирается забрать бутылку рома, но я останавливаю его словами:

— Не надо, оставь.

Юрасик слушается меня и уходит.

Мы Алешкой в основном спим, такое ощущение, что я очень устала, хочу отдохнуть, но сплю обрывисто, каждую секунду опасаясь, что дверь откроется и войдёт Борька.

Смотрю на собаку, он сейчас лежит у меня в ногах в игровой позе, оттопырив пятую точку, его хвост забавно виляет, лёжа крючком на задней части спинки. Господи! Алешка сейчас как светлое пятно в этом тёмном месте. Как в прямом, так и в переносном смысле. Я наглаживаю своего маленького зверя, чешу его за ушком, по пузику. Я вспоминаю, как нам было хорошо путешествовать по Европе, беззаботно жить, наслаждаясь лишь обществом друг друга.

Через несколько часов Алешку