Маркус Вольф. "Человек без лица" из Штази - Ноэль Воропаев

Итак, главное мы узнали: Сталин якобы давал Гитлеру своё согласие на участие советских войск в десанте в Англии ещё в 1940 году.

Следовательно, своё предложение Гитлеру о мире в 1942 году он делал, так сказать, на основе предыдущих устных договорённостей с фюрером о возможных совместных действиях против Англии.

Высказывания же Рузвельта и Черчилля о Сталине касались не только личного вклада вождя в разгром фашизма, но и усилий и жертв всего великого советского народа, ставшего победителем в войне несмотря ни на что. Речь шла о его жизни, и народ сражался за свою Родину, а это дело испокон веков на многонациональной и многоконфессиональной Руси считалось святым.

Гитлер вёл войну на уничтожение не только нашей государственности, но и, как нацисты формулировали, биологического потенциала народа. Планировалось для начала уничтожить, помимо евреев и цыган, до 30 миллионов славян. Начало агрессии Германии советский народ, даже не знавший об этих чудовищных нацистских планах, воспринял с большой тревогой. Однако среди населения была надежда на то, что Красная армия быстро разгромит фашистские войска и война закончится скорой победой над Третьим рейхом. Но реальность была прямо противоположной: советские войска несли тяжёлые потери и отступали от западной границы.

В книге «Миша. Жизнь Маркуса Вольфа» есть достоверное описание отдельных сторон жизни в период войны:

«Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941 года полностью изменило нашу жизнь и жизнь наших семей. Ян (друг Вольфа по школе Коминтерна. – Н. В.) и я как уже ассимилированные советские граждане и комсомольцы окончили школу и уже хотели начать изучать в вузе избранные специальности. Но тут в каком-то штабе в Москве вдруг вспомнили о нашем немецком происхождении. Отцов уже призвали на политическую антивоенную работу, они подписывали воззвания, составляли тексты листовок, обращались в немецкоязычных радиопередачах к немецким солдатам и к немецкому народу.

Мы, сыновья, встретились некоторое время спустя летом 1942 года далеко от Москвы в школе Коммунистического Интернационала (Коминтерна) в Кушнаренково, деревне под столицей Башкортостана Уфой… В этой школе нас вместе со всеми курсантами из почти всех европейских стран готовили к возможной нелегальной антифашистской работе, а также к политической работе после победы над Гитлером. Естественно, что вся наша жизнь там была организована строго конспиративно. Каждый получил своё «школьное» имя. Меня звали Куртом Фёрстером…».

Маркус Вольф на фронте не был: немцев, как правило, в армию не призывали. Вполне возможно, что он и не знал о трагедии разгрома сил Красной армии в начале войны. Поэтому в «Последних беседах» он достоверно рассказал только о бомбёжках Москвы, эшелонах с ранеными и эвакуируемыми, мобилизации и настроениях москвичей. Он писал:

«…Там не было ни видно, не слышно ура-патриотизма, была только ужасная грусть и тоска, обычные во всём мире при проводах молодых людей, отцов и сыновей на войну. Когда я вспоминаю сегодня эти картины, они видятся мне как предопределение солдатской судьбы во все времена: смерть подходит очень близко, исчезает всякая идеология, человек взывает только к матери или Богу. Или к обоим».

Последняя фраза доносит до нас простую жизненную правду о войне, которая была закамуфлирована в СССР лозунгами партийной пропаганды: советские люди на самом деле шли в бой за своё Отечество, а не за государство или партию Ленина – Сталина: каждый хотел защитить свою землю, родных и близких и, естественно, выжить.

Маркус Вольф не идеализировал советских людей и не опустил в мемуарах фактов их недостойного настроения в тот момент, когда фашисты подошли к Москве. Так, он опять же достоверно пишет:

«Но странно, прямо-таки ужасающе было для меня, что я сталкивался в Москве с русскими, которые, узнав, что я немец, с радостью говорили, что вермахт скоро возьмёт Москву. Ясно, что это было нетипичным, но тем не менее потрясло меня до мозга костей. Позже, в Алма-Ате, я недолго жил в гостинице поблизости от консульства польского Лондонского правительства в изгнании. Там в некотором подобии столовой я познакомился с несколькими польскими офицерами, которые должны были воевать на советском фронте. Это были отъявленные фашисты, и опять я попал в страшную ситуацию, когда эти люди увидели во мне, немце, союзника по духу. Ну ладно, польских военных сначала направили в Сибирь, откуда они вернулись отнюдь не друзьями Советского Союза, но то, что они, поляки, на которых напали нацисты, были такими откровенными фашистами, меня очень сильно задело».

Исследуя материалы о ходе битвы под Москвой в 1941 году, я пользовался сборником документов, рассекреченных Федеральной службой безопасности России («Чекисты на защите Москвы». – М.: Управление ФСБ по г. Москве и Московской области, 2001). В нём я нашёл докладную записку о настроениях в столице. Она содержала агентурные сведения о том, что имели место случаи не только распространения пораженческих настроений, но и даже подготовки отдельных лиц к предстоящей встрече захватчиков, например: заказывались костюмы и платья, делались причёски и прочее.

К сожалению, из поля зрения Маркуса Вольфа выпал и день 16 октября 1941 года, когда в Москве после объявления эвакуации правительства, госучреждений, ряда оборонных предприятий и дипкорпуса начался хаос. Станции метро, часть трамвайных линий, а также многие магазины не работали, заводы и фабрики оказались закрытыми, к тому же производилась их подготовка к взрыву. На площади «Застава Ильича» москвичи останавливали уезжавшие на Восток грузовики и легковые автомашины, разворачивали их или сбрасывали с обочины.

Распространился панический слух, что Москву решили сдать немцам. 16 октября танкистами дивизии НКВД имени Ф. Э. Дзержинского в районе автодорожного моста через канал имени Москвы у села Химки (сейчас его нет, это район Северного речного порта) была ликвидирована просочившаяся с северо-западного направления разведывательно-диверсионная группа вермахта на мотоциклах. В Центральном музее внутренних войск в Москве есть стенд с описанием этого боя.

Надо напомнить, что к этому моменту фашистские части взяли Калинин, Боровск и Верею, а брешь в обороне столицы достигла 500 километров.

Оборона Москвы фактически разрушилась, когда танковые группы вермахта замкнули 7 октября 1941 года кольцо, внутри которого были кадровые боеспособные части и соединения РККА (Вяземский котёл, о котором говорилось выше).

Московские власти сумели после 16 октября остановить беспорядки в столице, возобновить работу и предприятий на оставшемся оборудовании, и магазинов, прежде всего продовольственных. Было введено осадное положение, возводились оборонительные укрепления, спешно перебрасывались – с учётом разведывательной информации от органов госбезопасности, сообщений МИД и из других источников – кадровые части РККА с Дальнего Востока, из Сибири и Средней Азии.

Студента Маркуса Вольфа отправили вместе с МАИ в эвакуацию в Алма-Ату, где он продолжил своё обучение в этом вузе.

Затем, как уже упоминалось выше, Коминтерн зачислил его в свою школу в Башкирии, в которой он проходил подготовку для подпольной борьбы в Германии.