Капитул Дюны - Фрэнк Герберт

Майлс уже хорошо изучил этот тон. В нем чувствовался упрек. Он опустил голову и посмотрел на траву, которую обидел.

— Этой травой питается наш скот. Семена некоторых видов употребляем в пищу мы. Разные виды тростника защищают почву от выветривания.

Он знал это. Мальчик попытался отвлечь Одраде.

— Выветривания? — спросил он, произнеся это слово по буквам.

Она не улыбнулась, и Майлс понял, что ему не удалось провести Одраде. Пристыженный, он продолжал внимательно слушать урок.

— Когда придет Пустыня, — говорила между тем Одраде, — то останутся только лозы винограда, чьи корни проникают в почву на сотни метров. Сады же погибнут первыми.

— Но почему они должны погибнуть?

— Чтобы освободить место для более важных форм жизни.

— Для песчаных червей и меланжи?

Он заметил, что его вопрос понравился Верховной Матери. Хорошо, что мальчик знает о связи между песчаными червями и Пряностью, без которой не может существовать Бене Гессерит. Майлс не знал, как в точности действует Пряность, но отчетливо представлял себе цикл: песчаный червь — песчаная форель — меланжа — и снова песчаный червь. Сестры Бене Гессерит брали из этого цикла нужный им элемент.

Однако он устал от сегодняшнего урока и спросил:

— Если все эти существа так или иначе погибнут, то зачем мне идти в библиотеку и читать о них, заучивая их названия?

— Потому что ты человек, а в людях глубоко заложено стремление все разложить по полочкам, все классифицировать, всему присвоить ярлык.

— Но почему мы так любим присваивать всему имена?

— Потому что так мы заявляем свои претензии на то, что называем. Мы предполагаем, таким образом, свое право владения, которое может сбить с толку и представлять опасность.

Итак, она снова вернулась к вопросу о собственности.

— Моя улица, мой пруд, Моя планета, — говорила между тем Одраде. — Ярлык «мое» вечно преследует нас. Это этикетка, которую ты навешиваешь на место или на вещь, которая вряд ли будет иметь иной смысл, кроме дара завоевателя… или слова, которое будешь произносить, пребывая в страхе.

— Дюна, — сказал мальчик.

— Однако ты быстро соображаешь!

— Досточтимые Матроны сожгли Дюну.

— Они сделают то же самое с нами, если отыщут нас.

— Но этого не будет, если я стану вашим башаром! — никто не учил мальчика этим словам, но, произнеся их, он почувствовал, что в них есть доля истины. В библиотеке он узнал, что враги испытывали трепет, когда башар появлялся на поле брани.

Словно прочитав его мысли, Одраде сказала:

— Башар Тег славился тем, что умел создавать положения, при которых битвы становились ненужными.

— Но он сражался с вашими врагами.

— Никогда не забывай о Дюне, Майлс. Старый башар принял смерть именно там.

— Я знаю об этом.

— Твои прокторы рассказывали тебе о Каладане?

— Да, в записях он именуется Дан.

— Ярлыки, Майлс. Имена о многом могут напомнить, но люди в большинстве своем не чувствуют глубинной связи между сущностью и названием. Все это не более чем скучная история, да? Названия — но полезны они только для узнавания существ своего рода, не правда ли?

— Мы с тобой одного рода?

Этот вопрос мучил его давно, но только сегодня Майлс облек его в слова.

— Мы оба Атрейдесы — ты и я. Помни об этом, когда снова примешься за изучение Каладана.

Когда они, возвращаясь с прогулки, пересекли пастбище и сад и перед Майлсом открылся господствующий холм, на котором высились Центральные здания, Майлс с новым чувством посмотрел на эти строений. Чувство не покинуло его, когда они с Одраде пошли мимо оград, окаймляющих выход на Первую улицу.

— Живая жемчужина, — сказала Одраде, имея в виду Центральные здания.

Войдя в арку, Майлс посмотрел вверх, на название улицы, выжженное в своде затейливой галахской вязью. Сестры Бене Гессерит любили декоративность. Такие таблички украшали все улицы и здания Капитула.

Мальчик огляделся под сводами Централа. Посреди крытой площади весело плясали струи фонтана — это была еще одна изящная деталь — пусть небольшая, но она позволила Майлсу почувствовать глубину человеческого опыта. Орден сумел сделать это место надежной опорой, но ребенок не мог еще понять тот способ, каким это было достигнуто. Те вещи, которые он познавал во время прогулок по саду и занятий с прокторами, простые и сложные вещи, соединились в новом, неведомом ранее фокусе. Это был запоздалый ответ ментата, но Майлс еще не знал этого. Он лишь чувствовал, что его безошибочная память перемещает впечатления, заново организует их. Внезапно он остановился и оглянулся назад, увидев в проеме арок крытой улицы сад, из которого они только что пришли. Все связалось воедино. Трубы Централа исторгали потоки метана и удобрений. (Прокторы водили его по заводу, производящему метан и удобрения.) Метан приводил в движение насосы и использовался в холодильных установках.

— Куда ты смотришь, Майлс?

Он не знал, как ответить. Вместо этого он вспомнил, как однажды осенним утром Одраде показала ему Централ из орнитоптера, чтобы рассказать о сложном хозяйстве зданий и дать о них общее представление. Произнесенные ею тогда слова только теперь обрели свой подлинный смысл.

— Мы создали самый лучший, какой только смогли, экологический цикл, — сказала тогда Одраде. — Спутники, контролирующие погоду, следят за состоянием системы и направляют потоки в нужное русло.

— Почему ты смотришь на сад, Майлс? — не отставала Одраде. В ее голосе появились повелительные интонации, которым он был не в силах сопротивляться.

— Тогда в орнитоптере ты сказала, что это очень красиво, но и очень опасно.

Они летали на орнитоптере только однажды, и Одраде сразу поняла намек. «Экологический цикл».

Он посмотрел ей в лицо и застыл в ожидании.

— Замкнутый цикл, — сказала она. — Это очень заманчиво — воздвигнуть надежные стены и оградить себя от всяких изменений. Сгнить заживо в этом самодостаточном комфорте.

Ее слова наполнили душу мальчика беспокойством. Ему показалось, что он уже слышал их когда-то… но это было в другом месте и произнесла их другая женщина, которая тоже держала его за руку.

— Обособленность любого рода — это прекрасная питательная среда для ненависти к чужакам, — продолжала Одраде. — Жатва бывает горькой.

Слова были другие, но смысл тот же.

Он шел рядом с Одраде, держась за ее руку. Ладонь мальчика вспотела от волнения.

— Почему ты так молчалив, Майлс?

— Вы крестьяне, — ответил он. — Вы, Сестры Бене Гессерит, занимаетесь крестьянским трудом.