Украденная невинность - Кэт Мартин

Мысли Джессики вернулись к Анне и тому, что той пришлось пережить, и она непроизвольно улыбнулась. После долгих мучений молодая женщина все же родила. Анна решила назвать девочку Флорой и была вне себя от счастья. А ведь, переступив порог, Джессика слышала отчаянные рыдания: Анна думала, что потеряет ребенка, а в худшем случае умрет и сама.

Что за ужас были эти часы ожидания! Когда Джессике уже начало казаться, что Анна не перенесет больше ни одной потуги, появился доктор. Осмотрев роженицу, он сказал, что роды осложнены из-за неправильного положения плода. К счастью, с этим удалось справиться, и новорожденный наконец огласил своим криком мир, в который пробивался так долго и трудно. Джессика решилась уйти только тогда, когда мать и дитя оказались вне опасности. Это был совершенно новый для нее опыт, нелегкий, но трогательный, и воспоминание о нем умиляло до слез.

Неожиданно лошадь оступилась в глубокую колдобину, заполненную водой, и поскользнулась, едва не выбросив всадницу из седла. Выведенная из раздумий резким движением кобылы, Джессика вскрикнула от испуга. Несколько мгновений казалось, что они не удержат равновесия. Когда лошадь снова пошла галопом, девушка перевела дух, пообещав себе больше не отвлекаться.

До самой изгороди, отмечавшей территорию конюшен, она прилежно следила за дорогой. Уже видна была фигурка Джимми у задней двери. Подросток заметил хозяйку и помахал. Оставалось только передать животное на его попечение и бежать что есть духу к черному ходу особняка.

— Поднажми, Дикарка! — прошептала Джессика на ухо лошади и направила ее к изгороди.

Она не раз птицей перемахивала препятствие, но не в этом месте. К несчастью, как раз за изгородью находилась неглубокая канава, куда сливали воду после уборки на конюшне. После дождей рыхлую землю совсем развезло, и теперь это был невероятно скользкий участок, на котором лошадь могла сохранить равновесие только чудом. К чести Дикарки, та почти справилась с этой задачей, но тут из глубокой тени конюшни вышел человек. Кобыла шарахнулась в сторону, да так резко, что седло полетело вправо, а всадница — влево, плюхнувшись в ту самую канаву, которая и была всему виной.

— Черт возьми! — вырвалось у Джессики.

Она приземлилась с неприятным чавкающим звуком и осталась сидеть, отплевывая грязь. На ней не было ни одного чистого места. Шляпа при падении свалилась, и с волос стекала отвратительная жижа. Рубашка и штаны насквозь пропитались влагой, на открытые части тела; лицо, шею и руки — было жутко смотреть.

Когда девушка достаточно пришла в себя, чтобы полюбопытствовать, кто испугал лошадь, то первым делом взгляд ее уперся в пару черных сапог. Над ними высились мускулистые ноги, обтянутые песочного цвета лосинами для верховой езды. Обмирая от ужаса, Джессика скользнула взглядом вверх. Где-то, бесконечно далеко над ней, находились широкая грудь и плечи и, наконец, загорелое лицо, казавшееся чеканным в своей суровости.

Капитан Мэттью Ситон, конечно. Граф Стрикланд. Как будто это мог быть кто-то другой! За исключением встречи с папой Реджи, судьба никогда не баловала Джессику своей благосклонностью.

— Кого я имею честь лицезреть? — услышала она. — Уж не госпожу ли Фокс, о которой столько наслышан?

Очертания его рта были именно такими, как она помнила: выразительными, но сарказм не слишком красиво искажал их. Глаза, запомнившиеся ей голубыми, были на самом деле темно-синими, а во взгляде, бесцеремонно скользившем по ее неописуемо грязной фигуре, не было и следа удивления. Очевидно, капитан Ситон видел перед собой то, что ожидал.

От потрясения Джессику затошнило. Много дней она лелеяла надежды поразить давнего врага своей внешностью и манерами, чтобы папа Реджи мог сиять от гордости. А вместо этого опозорилась так, что хуже некуда. Девушка с трудом выбралась из лужи и титаническим усилием, от которого буквально заломило шею, высоко вскинула голову.

— Я… мне нужно идти… — и отвернулась, сознавая, что не сможет дольше сносить выражение холодного пренебрежения на лице графа.

— К чему такая спешка? Я готов сопровождать вас хоть на край света, госпожа Фокс. Могу ли я проводить вас в дом? Вы обопретесь на мою руку, а по дороге мы заглянем к отцу, чтобы он еще раз убедился, что его подопечная — леди до кончиков ногтей.

Во рту у Джессики так пересохло, что язык отказывался шевелиться. И все же девушка не опустила взгляда.

— В каком бы виде я ни появилась перед вашим отцом, милорд, он отнесется ко мне тепло и заботливо, в отличие от вас. Только что вы оказались свидетелем несчастного случая, но в вас ничто не дрогнуло, хотя все могло закончиться для меня серьезной травмой. Именно потому, что маркиз более человечен, я скрою от него этот маленький инцидент. А теперь прошу меня извинить…

И Джессика решительно зашагала прочь, не дожидаясь ответа, но очень скоро поняла, что недооценила последствия падения: в голове гудело, тело ныло, в лодыжке появилась пульсирующая боль. Все это так ее отвлекло, что она не сразу заметила графа, догнавшего ее и теперь шагавшего рядом.

В какой-то момент девушка споткнулась, и Мэттью тотчас подхватил се под руку.

— В вашей отповеди была доля правды. Прошу простить мою невоспитанность. Следовало сразу спросить, не ушиблись ли вы.

— Со мной все в полном порядке, можете не беспокоиться, — отрезала она, отнимая руку.

— А что с ногой? Вы немного прихрамываете.

— Моя конечность… — Джессика сделала паузу, чтобы подчеркнуть синоним, которым воспользовалась бы хорошо воспитанная леди, — тоже в полном порядке.

Она нарочно наступила на ушибленную ногу всей тяжестью, ничем не выдав боли, которую вызвало это движение. Капитан сдвинул брови, но промолчал. Он первой пропустил девушку в дверь черного хода, но сам не сдвинулся с места. Джессика чувствовала не только его присутствие за спиной, но и взгляд, которым он, конечно же, изучал ее. Она спросила себя, что сейчас может думать капитан, но отмахнулась от ответа, учитывая свой неописуемый вид.

Когда Джессика открыла дверь к себе в комнату, Виола уже была там.

— Надобно поспешать, ягненочек мой, — начала горничная, — а то ведь капитан уже прибыл…

В этот момент она повернулась от гардероба, на котором расправляла выбранное Джессикой платье, и ахнула.

— Святые угодники! Лапонька моя, что, скажи на милость, с тобой стряслось?

— Что стряслось, говоришь? — повторила Джессика, и плечи ее поникли. — Представь себе худшее, что только можешь вообразить, и то будет мало. Я свалилась с лошади в грязную лужу, прямо к ногам капитана Ситона. Он увидел меня такой, какой видишь сейчас ты.

— Господь наш всепрощающий!

— Виола, я так мечтала произвести на него впечатление… — еле выговорила Джессика, чувствуя, как уныние давит на плечи непомерным грузом. — Я так хотела, чтобы он понял, как сильно изменилась. И чего добилась? Доказала прямо противоположное. Как мне теперь себя вести с ним?