Знак Единения - Юлия Морозова

К тому ж в большинстве своем дохла нечисть эта довольно быстро.

Однако случались и исключения. И узнали об этом даже не тогда, когда ранним осенним вечером недоискались пришлого чудодея и обшарили подвал, а много, много позже…

Вода в котле наконец закипела.

– Кирина, обожди малость, а? – перебила я неранку, отвлекаясь от деяний давно минувших дней на текущие проблемы.

Подруга замолчала, передернула плечами – мол, сами упрашивали-умоляли, а сейчас рот затыкают – и демонстративно вернулась к выправлению наконечников для стрел. Эона недовольно сопела, поглядывая то на меня, то на Кирину, но свои претензии пока держала при себе. Ибо горький опыт подсказывал: если мы с неранкой затеем пикировку остротами, то услышать продолжение истории в ближайшее время точно никому не светит.

Воскресив в памяти рецепт из третьего свитка «Снадобий», я осторожно, по стенкам, влила в бурлящую жидкость настой змеец-травы и вытяжку из козьей желчи (две мерки первого и одну второго). Туда же всыпала высушенные в полнолуние семена ковыля (три щепотки), цветы тысячелистника (одна щепотка), измельченное корневище лихоманника (горсть) и накапала гадючьего яда. Дошла очередь и до плодов Верьяновой линьки: серо-зеленые хлопья ненадолго припорошили кипящее зелье, прежде чем я тщательно размешала его серебряной ложкой (кстати, клянчить ее у Апаш пришлось дольше всего), как того требовала рецептура.

– Ну теперь это выпаривать и выпаривать, – довольно выдохнула я. – Кирин, так что там с этим подозрительным магом? Любопытство же сейчас меня совсем заест!

Неранка для порядка выдержала обиженную паузу, после которой как ни в чем не бывало продолжила рассказ.

…Дагой исчез, будто и не было его никогда на Клыке Шторма – ни одна живая душа не видела, как маг покидал полуостров. Только в подвальной лаборатории нашлись кой-какие его вещички, среди которых было и замотанное в груду тряпок странное яйцо: круглое, размером со здоровенный кочан капусты. Собрались уже все найденное с обрыва в море скинуть – от беды и отцов-дознавателей подальше, – только зашевелилось тут хмарово яичко, заскреблось что-то внутри, затрещала скорлупа. Народ струхнул, вон бросился, друг дружку с ног сбивая.

Пока хозяину доложили, пока ополчение да смелость собирали, немало времени минуло. Содержимое яйца так и вовсе пропало безвестно: лишь лужа слизи на полу и осколки скорлупы на старых тряпках. Перетряхнули замок сверху донизу, а толку – чуток и еще немножко. Зато беготни много было. И шума.

Наверное, поэтому в неразберихе да суматохе последующих дней почти никто и не приметил, что одним младенцем на Клыке Шторма стало больше…

– Ты как считаешь, это Верьян был? – страшным шепотом поинтересовалась у меня Эона, пока рассказчица сделала еще одну паузу, чтобы промочить горло остывшим чаем.

– Да ну, навряд ли. – Не переставая ни на мгновение помешивать варево, я быстренько прикинула в уме, сколько минуло от Второго Пришествия – лет триста где-то, с гаком. Наемник выглядел от силы на двадцать пять – вряд ли он так хорошо сохранился, даже учитывая примесь горгоньей крови и, как следствие, нечеловеческую продолжительность жизни.

… Не одно поколение сменилось с той истории. Благодаря дальновидным брачным союзам род Илишей окреп, а хорошие прибыли от контрабандной торговли с Нераном позволили обрести желанный аристократический лоск, влияние и репутацию. Соседи побаивались, при императорском дворе открыто насмехаться остерегались. Правда, шушукаться и злорадствовать за спиной недоброжелателям никто не мог запретить – вот они и старались от души. Тем паче было над чем: браки во имя финансового благополучия рода редко когда предполагают неземную красоту нареченной, если не сказать наоборот. Оттого совсем неудивительно, что девицы Илиш ни разу не удостоились чести получить из Имперской Канцелярии приказ о назначении на должность фрейлин Ее Императорского Величества, а Клык Шторма время от времени пополнялся бастардами обоих полов.

Оттис Илиш, и поныне здравствующий хозяин полуострова, не был нарушителем установившихся традиций. Прижив от законной супруги двоих наследников мужеского пола и посчитав свой долг продолжателя рода более чем выполненным, он с достойным лучшего применения рвением оделял своей благосклонностью хорошеньких служанок. Частенько это хозяйское «облагодетельствование» происходило против воли последних. А коли женихи у кого имелись, так святое право первой брачной ночи и поныне никто не отменил – дураков-то нет. И разве вина благородного господина, если какая-нибудь из осчастливленных им девиц вдруг оказалась столь слабого здоровья, что преставилась при родах? На все воля Единого…

– Мерзкая похотливая скотина. – Эону колотила дрожь, в глазах полыхали костры праведного гнева. – Я бы ему… я бы его…

Светловолосой явно не хватало лексикона для описания того, что она бы сделала с любвеобильным феодалом, окажись тот в пределах досягаемости.

– Похвальные намерения, – совершенно серьезно и безо всякого ехидства одобрила Кирина. – Жаль, неосуществимые.

– С хозяином, скорее всего, не поспоришь, – поддакнула я неранке и предположила: – Посадили бы строптивицу на хлеб-воду. Всыпали бы розог, вымоченных в морской воде. Или, на крайний случай, привязали бы к кровати…

Эона в который раз удостоила нас с Кириной взглядом, где священный ужас перемешался с восхищением и любопытством. Так, прогуливаясь в балаганном зверинце, зеваки глазеют на клетку с ядовитой амбифсеной, чьи склочные головы готовы вот-вот вцепиться друг в дружку.

…То ли скончавшейся при родах служанке удалось затронуть-таки неприступное, как скалы над зимним морем, сердце Илиша, то ли хозяина замка терзало чувство вины, а может быть, он попросту вознамерился досадить законной супруге – так или иначе, папаша официально признал своим крепенького малыша, появившегося на свет при столь безрадостных обстоятельствах.

Нарекли ребенка со значением. Верьян – «сторонний, особый» по-староидански. Вот и рос мальчик в стороне, обособленно – и не с господами, и не со слугами. Хотя и воспитывали Верьяна вместе с законнорожденными сыновьями, наравне с ними обучали тому, что положено знать каждому отпрыску благородного семейства, забыть о «позорном происхождении» бастарду не давали ни на мгновение. Косые взгляды слуг, обидные насмешки и поколачивания сводных братьев, тихая ненависть лейди Илиш, показное пренебрежение редких на полуострове титулованных гостей.

Все закончилось для Верьяна на его тринадцатую весну.

Что на самом деле произошло в классной комнате в то злополучное утро между бастардом и его сводными братьями, доподлинно так и не прознали, а вот результаты ссоры довелось увидеть многим. Перекинувшийся Верьян чудом родственничков до смерти не покалечил. Больше обликом страхолюдным перепугал: волосы-змеи и кожа в чешуе – они никого не красят, надо заметить.

Нагнал страху, а сам в бега подался.