Джазовые портреты - Харуки Мураками

История записи этой пластинки такова: однажды фирма грамзаписи «Кэпитол» пригласила Хэкетта в студию (дело происходило на Западном побережье, куда Хэкетт приехал на диксилендовый джаз-фестиваль). Ему велели подобрать музыкантов (из тех, кто тогда был на фестивале) и сыграть любые композиции в каком угодно стиле. К рассвету пластинка была готова. Это был потрясающий джем-сейшн — «индивидуалы» поработали на совесть.

Bobby Hackett and His Jazz Band

COAST CONCERT (Capitol T-692)

Считается, что как пианист Билл Эванс в наибольшей степени реализовал себя в составе трио. Точнее говоря, в трио с контрабасистом Скоттом Лафаро. Из альбомов Эванса стоит отметить: «Portrait in Jazz», «Waltz for Debby», «Sunday at the Village Vanguard» и «Explorations». Уже тот факт, что все эти пластинки были выпущены под лейблом «Риверсайд», должен был запомниться людям.

Исполнение Эванса на всех четырех альбомах бесподобно. Мы словно становимся непосредственными свидетелями эволюции человеческого самосознания (судя по всему, весьма непростого), которое, будучи доведенным до совершенства прикосновением гения, постепенно теряет свой блеск. Легкий, как весна, и в тоже время гнетущий, будто дремучий лес, контрабас Лафаро уравновешивает сложную, замкнутую на себе игру Эванса, направляя ее в нужное русло. В игре контрабасиста чувствуется свежесть, которая просачивается сквозь окружающую нас мирскую суету, волнуя душу. В этот момент начинаешь понимать всю неповторимость удивительного сочетания: Эванс — Лафаро, Лафаро — Эванс…

От бибопа, столь свойственного Эвансу, не остается и следа. Перед ним и перед нами открываются новые горизонты. Нам легко, словно мы только что сбросили старые одежды. Наша кожа меняет цвет. Происходит трансформация сознания. Становится нестерпимо жарко. Душа, горячо любящая мир, с одной стороны — и душа, рвущая этот мир на части, с другой.

К сожалению, ранняя кончина Скотта Лафаро (он погиб в 1961 году) поставила точку в непродолжительном творческом союзе двух музыкантов. Превосходных выступлений больше не стало, а совершенству Эванса был нанесен сокрушительный удар. Потеряв Лафаро, он смог записать всего несколько пластинок. Позже Эванс приглашал в коллектив многих контрабасистов, однако ни одному не удалось повторить той оригинальности, непроизвольно возникавшей в игре Эванса и Лафаро. Безусловно, после смерти Лафаро Эвансу удалось записать несколько сто́ящих вещей, однако какой-либо новой перспективы в джазе открыть ему больше не довелось. Удивительно тонкого, замкнутого на себе таланта Эвансу хватало с избытком, а вот былой страсти было уже не вернуть — как однажды потерянной любви.

Я люблю слушать «Waltz for Debby» не на компакт-диске, а на пластинке, как в старые добрые времена. Только прослушав три композиции на первой стороне и подняв иголку проигрывателя, я ощущаю физически, что это настоящий «Waltz for Debby». Все вещи бесподобны, но больше всего мне нравится «My Foolish Heart». Сладостная мелодия. Настолько страстная, что я лучше промолчу. Впрочем, может быть, это и есть любовь к миру.

WALTZ FOR DEBBY

(Riverside RS-9399)

В студенческие годы я подрабатывал в джаз-баре «Свинг» неподалеку от Суйдобаси[6]. На дворе было начало семидесятых. То был не совсем обычный бар — в его репертуаре доминировал исключительно традиционный джаз и не было ни малейшего намека на бибоп и последовавшие за ним стили. Чарли Паркера и Бада Пауэлла там не жаловали.

То была эпоха Джона Колтрейна и Эрика Долфи. «Свинг» не был рассчитан на обычных посетителей. Само заведение, казалось, существовало за счет кучки фанатиков, верных своим кумирам. Нужно признать, что именно поэтому качество звучавшей в баре музыки было на высоте. Каждый день с утра до вечера из допотопных динамиков (правый и левый отличались по величине) звучала бескомпромиссная, приятная, слегка потускневшая от времени музыка. Впрочем, для большинства людей она не представляла ни малейшей ценности.

За время работы в «Свинге» мне удалось вкусить всю прелесть «старого» джаза. Сидни Беше, Банк Джонсон, Пи Ви Рассел, Бак Клейтон… И все же тогда наибольшим счастьем для меня было знакомство с творчеством Бикса Бейдербека. Игра этого легендарного белого корнетиста, гремевшего все 20-е годы и в какие-то 28 лет загубившего себя алкоголем, произвела тогда на меня сильное впечатление.

Прелесть музыки Бикса запечатлена в эпохе. Не спорю, стиль безнадежно устарел. Зато все остальное — оригинальный звук и слова — в полном порядке. Мы удивительно живо ощущаем печаль и радость, воспеваемые в композициях Бикса. Их тепло проникает и разрастается в нас, подобно бьющему ключу. Причем это совсем не ностальгия.

«До чего же искренне сыграно!» — наверное, первое, что думают люди, услышав Бикса. Удивительное дело — корнет как бы звучит сам по себе. В его звучании даже есть некий намек на самоанализ. Бикс вглядывается не в ноты и не в аудиторию, а словно бы ищет глазами душу, притаившуюся где-то в потемках жизни. Разница эпох теряет всякое значение перед подобной искренностью.

Чтобы понять гениальность Бикса, достаточно послушать всего две композиции: «Singin' the Blues» и «I'm Comin' Virginia». Конечно, у Бикса полно и других красивых вещей. Однако с этими двумя мелодиями, сыгранными им в паре с безбашенным саксофонистом Фрэнки Трамбауэром, пожалуй, не может сравниться ничто. Это неопровержимо — как смерть, налоги, приливы и отливы. Каких-то три минуты игры, а в них — вся вселенная.