Украденные ночи - Виктория Холт

— Я совершила ошибку, — опять заговорила она. — Ужасную ошибку. Когда я поняла, что у меня будет ребенок, я не знала, что мне делать. Если бы не ты, я бы уехала еще раньше. Мне бы и трех месяцев хватило.

— Прости. Это все моя вина.

Она рассмеялась.

— Тебя ведь никто не спрашивал. С самого рождения ты была замечательным ребенком. Старуха Шеба так и говорила, что мне повезет и что мой ребенок не будет трудным.

— Какая деликатность с моей стороны.

— Твоей заслуги в этом не было, моя хорошая.

— Кто такая Шеба?

— Злобная старуха. Я ее ненавидела. На ней было все хозяйство, иначе я бы от нее сразу избавилась. Она ходила совершенно бесшумно, как будто крадучись… Они там все такие… бесшумные… ходят на цыпочках, высматривают, выслеживают… поднимешь голову, а она уже стоит перед тобой. «Мисси звать?» — спрашивает. Вспомню — вздрогну. Но без нее я не справилась бы с хозяйством. Я уверена, что она рылась в моих вещах. Все искала… Я не знаю, что она искала. Что-нибудь, что могло бы меня скомпрометировать. Ральфа постоянно не было дома. Вся его жизнь проходила на плантации. В Канди был клуб для англичан… но эти англичане меня ни за что не приняли бы. Мне казалось, я схожу с ума. Я молилась каждую ночь. Можешь себе представить, в каком я была отчаянии? Господи, молила я, пусть что-нибудь случится. И что-то случилось. Это была ты.

— Господь услышал твои молитвы.

— Открой вон тот ящик, Сиддонс. Там лежит связка ключей. Найди самый маленький ключик… Принеси их мне. Вот он. Это ключ от нижнего ящика. В нем лежит сверток, обернутый в бумагу. Давай его сюда.

Я стояла на пороге удивительного открытия. Еще никогда мама не говорила со мной так откровенно. Каждый раз по окончании очередного спектакля мы сближались. Это длилось неделю или около того, а затем она начинала тосковать по театру и забывала обо мне.

Я принесла ей сверток, и она медленно развернула оберточную бумагу. Я сидела рядом на постели и наблюдала. Под бумагой оказался ее портрет, небольшой, но очень красивый. Мама была изображена на нем до пояса, но было видно, что она одета в сари. Одно плечо было обнажено, а на второе каскадом ниспадали складки тюля нежно-лавандового цвета, усеянного серебристыми звездами. Маму постоянно фотографировали, но ни на одном из своих многочисленных портретов она не была так прекрасна.

— Три месяца после зачатия, — произнесла она. — Ты видишь материнскую нежность в моих глазах?

— Нет, — ответила я.

— Она пришла позже. А в это время ты начинала доставлять мне изрядные неудобства. Ты была настоящим маленьким чудовищем. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ты соизволила явиться в мир, тем самым избавив меня от мучений.

— Рискну предположить, что я была вынуждена ждать до назначенного срока.

Внезапно она рассмеялась.

— Когда я тебя увидела, я подумала, что ты — самый уродливый младенец в мире. Ты была красная и походила на лягушонка.

— У тебя должен был родиться херувим, — покачала я головой. — Ангелочек с золотыми кудрями.

— Потом ты похорошела, хотя в херувима так и не превратилась. Но я все равно очень к тебе привязалась.

— Загадка материнской души, — вздохнула я и взяла портрет, чтобы получше его рассмотреть. — Это жемчужное ожерелье очень тебе идет, — заметила я. — Но ты никогда не носишь жемчуг.

— Жемчуг! — воскликнула она. — Это ожерелье Ашингтонов.

— Разумеется, оно бесценно, — легкомысленно хмыкнула я.

— Это действительно так, — серьезно ответила мама.

— Где оно сейчас? Я его ни разу не видела.

— Оно мне не принадлежало. Я его всего лишь носила. С ним связана семейная легенда. Смею тебя заверить, я вообще не хотела его надевать. Точнее, сначала хотела, но потом…

— Расскажи мне об этом ожерелье.

— Это длинная история. Ты и представить себе не можешь всю степень гордыни этих Ашингтонов. Можно было подумать, они принадлежат к королевскому роду. Речь не о Ральфе, а о… об остальных. Меня познакомили с историей ожерелья еще до того, как мы с твоим отцом отправились на Цейлон. Я три недели провела в Ашингтон-Грейндже, на опушке Эппинг-форест. Я думала, что сойду с ума раньше, чем мне удастся вырваться из этой удушающей атмосферы ханжества и семейной гордыни. Мне без конца напоминали о том, как мне повезло стать членом семейства Ашингтонов. Тогда-то я впервые услышала о жемчужном ожерелье. Мне о нем торжественно поведала моя старшая золовка (к слову, она была гораздо более злобной, чем ее сестра). Мне даже показалось, что я участвую в каком-то религиозном ритуале. Это ожерелье — святыня Ашингтонов. Оно принадлежало им уже сто лет. Некий полковник Ашингтон служил на Цейлоне, когда англичане сцепились с голландцами. Марта Ашингтон излагала это все, как хорошо заученную роль. Должно быть, она сотни раз репетировала эту сцену. В ней шла речь о добродетели англичан вообще и полковника Ашингтона в частности. Правители Канди были так бесчеловечно жестоки и деспотичны, что цейлонцы просто-таки рвались в объятия англичан. Именно этим и занимался наш доблестный полковник, а именно — спасал цейлонцев и помещал их под британское владычество. Я не очень вникала в детали этого подвига. Меня интересовало только ожерелье.

— Это все похоже на сценарий пьесы.

— Когда меня окружили джунгли, я тоже подумала, что оказалась на сцене. Но это была драма, а я мечтала о комедии. Так вот, не менее доблестные, чем их полковник, британские солдаты захватили тирана из Канди и продержали в плену до конца его дней. Его род правил Цейлоном две тысячи лет. Это я запомнила, потому что эта часть рассказа напоминала последние слова второго акта, перед самым занавесом. Вот тут на сцене и появляется полковник. Он был очень искушен в медицине. Иначе и быть не могло, потому что на острове иноземцев подстерегали болезни еще более свирепые, чем последователи гадкого короля Канди. Как бы то ни было, но сына одного из местных набобов укусила кобра. Полковник это увидел и убил кобру, но мальчик умирал. К счастью, в аптечке полковника нашлось противоядие. Ребенок был спасен. Это и в самом деле отличный сценарий для пьесы под названием «Ожерелье Ашингтонов». В драгоценных камнях есть что-то притягательное, ты не находишь?

Я поспешила с ней согласиться и приготовилась слушать продолжение.

— Но конец у этой истории достаточно тривиальный, — вздохнула мама. — Думаю, ты уже сама обо всем догадалась. Благодарный набоб спрашивает себя, с чем он готов расстаться в обмен на жизнь сына. Нет ничего более ценного, чем ребенок. Боги могут разгневаться, если он не продемонстрирует им свою благодарность за то, что они послали ему полковника. Что же он ценит больше всего, не считая своих дочерей и сыновей? У него есть жемчужное ожерелье. Итак, он дарит твоему пра-пра-пра… не знаю точно, сколько раз прадедушке это ожерелье. Такова история, а ожерелье ты видишь своими глазами. Но к нему прилагались определенные условия. Этому ожерелью нет цены. Если точнее, оно стоит целое состояние. А ведь Ашингтоны были не только бравыми вояками, но еще и сметливыми коммерсантами. Они обратились к ювелиру с просьбой оценить ожерелье. Каждая жемчужина ожерелья совершенна по форме и размеру. Кроме того, фермуар ожерелья сам по себе является произведением искусства, будучи изготовленным из бриллиантов и украшенным изумрудом. Кандийский набоб произнес дарственную речь, сообщив полковнику, что ожерелье принесет несчастье любому, кто попытается завладеть им бесчестным способом. Ценность его сопоставима лишь с кровью старшего сына. Он, набоб, с трудом решился расстаться с ожерельем, опасаясь навлечь беду на голову полковника… но как иначе он может отблагодарить его за спасение жизни сына…