Безумный рейс - Ольга Куно

– А…можно спросить, что именно вы собираетесь с ним делать? Какого рода это будет исследование?

Я постаралась сделать вид, будто искренне интересуюсь научной стороной вопроса. В действительности же почувствовала, как сердце буквально сжимается от страха. Перевод в лабораторию Орзи вряд ли мог сулить зверьку что-то хорошее.

Хитрость сработала: взгляд профессора потеплел, и он не без удовольствия приступил к объяснениям.

– Известно ли вам, что длинноклюв обладает рецепторами, позволяющими ему воспринимать даже чрезвычайно слабые электрические поля? Кроме того, он способен генерировать электроэнергию.

– Ну и что? – Говоря откровенно, такой информации у меня пока не было, но ничего сверхъестественного я в ней не видела. – Это не самое частое явление, но и не уникальное. Встречается у рыб, электрических скатов и сомов, например.

– Это не то, – поморщился Орзи. – У длинноклювов чувствительность к электромагнитным полям во много раз выше, чем у известных нам рыб, птиц и млекопитающих. По моей гипотезе эти животные могут в некоторых случаях обходиться без слуха и зрения, ориентируясь исключительно на электромагнитные колебания. Но, самое главное, их электрические органы могут быть использованы в медицинских целях. И именно этот вопрос я собираюсь исследовать.

– В медицинских целях?

– Да. Для борьбы с определённым видами вирусов, не говоря уже о получении точных показателей состояния пациента. У нас есть только одна особь, поэтому рисковать и затягивать нельзя. Я намерен извлечь эти органы, подключить их к аппаратуре – она уже подготовлена – и далее исследовать их свойства в лабораторных условиях. Возможно, впоследствии нам удастся синтезировать их аналог для дальнейших экспериментов.

– Насколько я понимаю, животное существовать без этих органов не сможет?

– Не страшно. Главное, что меня интересует, – это физиологические особенности, связанные с электричеством.

– А… – Я, нервничая, запустила руки в свои густые волосы, – нельзя производить аналогичные эксперименты, не извлекая органы? Работая с живым зверем?

– В нашем случае это будет менее эффективно.

Он всё ещё не понимал, к чему я клоню, и списывал вопросы на чисто интеллектуальный интерес. Поэтому и не утратил пока благожелательный настрой.

– Послушайте, профессор, – я решила пойти ва-банк, – этот зверь уникален во многих отношениях. Знаю, такой договорённости не было, но в последние дни я исследовала его когнитивные и коммуникативные способности, и предварительные результаты – просто потрясающие. Это невероятно умное существо. Он схватывает налету значение символов, понимает смысл вопросов, несмотря на то, что не проходил специального обучения, копирует человеческие жесты. Подвижность его пальцев наверняка позволит освоить язык глухонемых…

– Послушайте, Марина, – перебил меня Орзи, – существует масса умных животных и масса существ, владеющих межпланетным языком глухонемых. А вот таких электрорецепторов, как у длинноклюва, нет ни у кого.

– Но не можем же мы оценивать настолько развитое живое существо только с позиции имеющихся у него органов! – не хотела сдаваться я.

Профессор вновь поджал губы.

– Послушайте себя со стороны. Вы говорите, точно как те молокососы, считающие себя борцами за чьи-то-там права. Которым, к слову сказать, вам совершенно не следовало давать интервью, ну да это уже неважно. Вспомните, что вы – учёный, подключите разум, поймите, что моя позиция верна и аргументирована. И приготовьте всё, что нужно, на завтра. Еды будет достаточно на пару кормлений.

Ясно дав понять, что разговор закончен, он направился к двери и буквально за несколько секунд покинул помещение. Я немного постояла, собираясь с мыслями, затем отыскала Янлин и спросила, не знает ли она, где сейчас наш директор.

– Как, ты разве не в курсе? – удивилась она. – Уехал.

– Куда?

– На очередную конференцию.

Точно. И как я только могла забыть? Полностью погрузилась в занятия с Хоббитом, вот и вылетело из головы.

– И не говори: разве можно так жить? – по-своему поняла моё состояние коллега. – С планеты на планету. И, главное, нынешняя конференция проходит на Освальде. Лекции про животных – там, где никакой жизни вообще не было, пока для неё не создали условия искусственным путём. Вот где логика?

Но я уже не слушала. Коротко кивнув в знак благодарности, не замечая происходящего вокруг, зашагала обратно к основному рабочему помещению. Во время полёта с Ноэлем не свяжешься, после приземления – тоже только если обмениваться раз в полчаса-час видео-сообщениями. К тому моменту, как я смогу нормально обрисовать ему ситуацию, будет уже слишком поздно. Да и в любом случае вряд ли бы это помогло. Он всё равно поддержал бы Орзи. Возможно – даже наверняка! – понял бы мои чувства, но отметил бы, что рассуждения коллеги из соседней лаборатории справедливы, планируемые эксперименты перспективны, да и вообще животное принадлежит не нам, а именно отделению, занимающемуся вирусологией.

Что ж, делать было нечего. Смирившись с неизбежным, я сама почистила переносную клетку Хоббита, не прибегая к услугам обслуживающего персонала. Насыпала туда побольше древесных стружек, запах которых ему явно нравился. Положила морковку, его любимое лакомство. Ещё несколько корнеплодов упаковала в отдельный пакет, и корма туда собрала больше, чем было велено… Меня неприятно передёрнуло при мысли о том, что именно обозначает упоминание Орзи о «двух кормлениях». Предпосылка ясна: дольше, чем в течение суток, еда длинноклюву не понадобится.

Лаборатория уже опустела. Из людей я осталась одна, если, конечно, не считать круглосуточно дежурившую внизу охрану. Я всё тянула, хотя делать, в сущности, было уже нечего. Наконец медленно прошла в подсобку и неспешно переоделась. Повесила рабочий костюм в шкаф, положила в выдвижной ящик перчатки. Вернулась в помещение, где размещались животные, и присела на корточки перед Хоббитом.

– Прости, – сказала я и виновато пожала плечами. – Я правда ничего не могу поделать.

Зверёк не пищал, не метался из угла в угол, но его глаза, невероятно выразительные, смотрели так, словно он прекрасно понимал, что происходит. Неужели действительно понимал?.. Да нет, быть такого не может.

Я просунула пальцы между прутьев, вопреки всем непреложным правилам, погладила длинноклюва по пушистой головке. В тот момент сопутствующий риск волновал меня меньше всего. Да Хоббит и не проявлял признаков недовольства или агрессии, и вовсе не пытался меня укусить.

Я уже собиралась встать (а что тут оставалось делать?), когда меня вдруг коснулась вытянутая из клетки лапа. Пальцы длинноклюва, напоминающие птичьи, но более широкие, обвились вокруг моей руки. Сильно не сжимали: это был жест просьбы, а не нападение. Я снова взглянула в его глаза, а он, поймав мой взгляд, вдруг принялся изо всех сил, часто, отчаянно качать головой. Шея по-прежнему плохо подходила для таких манипуляций, и вместе с головой туда-сюда покачивалось всё туловище. Мою кисть он при этом отпустил.