Месть самураев - Михаил Белозеров

А еще он осознал, что учитель Акинобу впервые ошибся, но не мог ему об этом сказать. Впрочем, как только он об этом подумал, учитель Акинобу вышел на палубу и позвал его:

– Мы приблизительно знаем, когда это произойдет. Но если будем вести себя подозрительно, они догадаются, – чуть заметно он кивнул в сторону мостика, где расхаживал кантё.

– Да, учитель, – почтительно согласился Натабура, надеясь, что на этот раз он все-таки ошибся и видение с кровью ничего не значит. Ну и хорошо, ну и пусть, что еще остается – только гадать. Он повернулся к Юке, которая вышла следом и с тревогой спросила:

– Они что-то задумали? – она вначале посмотрела на учителя Акинобу, а затем на Натабуру.

Каждый раз он замирал от ее взгляда. Ему казалось, что в нем скрыто нечто, чего он не может понять. Это тревожило его дух и заставляло сердце биться сильнее. Наверное, за это он ее и любил.

Почти два года странствий научили Юку понимать обоих с полуслова. Если учитель Акинобу старался скрыть мысли, то у Натабуры все было написано на лице. По сути, он все еще оставался мальчишкой, и почему-то ей это все меньше нравилось – в последнее время он стал резок и нетерпелив, словно все, чем он когда-то ее покорил, теперь не имело никакого значения. Юка пугалась самой себя. Неужели это я? – спрашивала она себя. Должно быть, я просто устала и хочу домой. Только где теперь этот дом? Разве что на озере Хиейн? Она представили себе скромный домик, стоящий под соснами в окружении хризантем. И опять в ее мечтах рядом с ней был Натабура. Неужели я ошиблась в нем, подумала она. Неужели? И посмотрела на Натабуру вопрошающе. Однако он опять ничего не понял. Вздернул нос и отвернулся.

– Мы все узнаем на другой стороне острова в храме Богини Гуаньоинь, – заверил ее учитель Акинобу.

Он хотел сказать: 'Дочка, не надо волноваться. Если бы нам грозила настоящая опасность, я бы тебя ни за что не взял с собой'. Но не сказал, потому что боялся выражать чувства, как боялся проявлять свое отцовское отношение к Натабуре.

Его слова еще больше встревожили Юку, но она не подала вида, а лишь подумала, что на всякий случай надо захватить оба меча: тика-катана и серебристый мидзукара. Ее опасения подтвердились еще и тем, что учитель Акинобу взял свой посох, внутри которого был спрятан клинок. Натабура же вообще никогда не расставался с голубым кусанаги и годзукой, не говоря уже о сухэ – кольце с крохотным лезвием.

Один Язаки беспечно предавался лени, валяясь до последнего момента. Афра понял, что без Язаки они никогда не попадут на берег, вбежал в каюту и стянул с него козью шкуру, которая служила ему одеялом, вытянул ее на палубу и стал с рычанием трепать. Кряхтя и ругаясь, Язаки вылез на белый свет, помятый и всклокоченный, словно после битвы с духами, и проворчал, равнодушно взглянув на берег:

– Проклятье! Можно было еще спать и спать…

Даже свежий морской ветер не привел его в чувство. Язаки еще не переварил ужин, возможно, виной был тот самый бэй, которого он вчера проглотил живым. Но его мысли уже потекли в привычное русло. Как бы перекусить? – думал Язаки и поглядывал в сторону камбуза, но не смея на глазах у всех направить туда свои стопы. Пора завтракать, а Бугэй нигде не видно! Словно угадав его мысли, учитель Акинобу сообщил:

– Перекусим в порту.

Пока джонки 'Кибунэ-мару' швартовалась, Афра бегал вдоль борта, мешая команде, и с волнением внюхивался в запахи земли. Но страшно разочаровался, когда Натабура взял его за ошейник и потащил в каюту, приговаривая:

– Покараулишь вещи… покараулишь вещи… Хоп…

Афра упирался всеми четырьмя лапами и норовил выскочить из ошейника. Зубы он показывать не решился.

Учитель Акинобу заступился:

– Возьми его с собой. Если они захотят, то вскроют каюту и убьют его.

Правильно, согласился Натабура, и они впятером сошли на берег. Афра радостно облил тумбы, к которым крепились канаты, а затем разогнал местных собак и гордый пошел рядом с хозяином, который на всякий случай накинул на его шею веревку.

Кантё Гампэй посмотрел им вслед и криво усмехнулся. На четвертый день он решил, что ему мало заплатили. Он давно не испытывал к людям никаких чувств, кроме равнодушия. Они могут быть и шпионами, думал он, скорее всего, работающими на регента. Монахи часто бывают шпионами. Удобная маскировка. Правда, у Акинобу он уже видел знак принадлежности к духовной власти – магатама, но это только укрепило его в мыслях, что пассажиры при деньгах. А деньги – единственное, что имеет смысл в жизни. Кантё Гампэй давно убедился в этом. Золото давало власть. Разве монастыри не рассылали своих людей для сбора пожертвований? Или для укрепления связей с монастырями в других странах? Вера тоже приносит доходы. А деньги делают тебя независимым и сильным. Такие монахи обычно везут с собой богатые подарки. Это и раздражало кантё. Мало, мало, думал он. Всего десять рё! Если бы раза в два-три больше, я бы и не думал их убивать, оправдывался он перед самим собой. Оружия при них нет, если не считать корявого посоха Акинобу, да ножа на груди у Натабуры, который я разглядел даже без всевидящего ока повара Бугэй. Но что сделаешь с ножом против катана или тяжелой нагинаты? Так что они практически безоружны. Однако это обстоятельство почему-то его не насторожило. Если бы он задался вопросом, много ли он видел людей, путешествующих налегке, то призадумался бы, но жадность помутила ему разум. Ах, да, вспомнил кантё Гампэй, еще есть Язаки. Язаки вооружен по всем правилам: дайсё: катана и вакидзаси. Ну и что?! Толстяк не в счет. Всего лишь кусок жира. Я бы с удовольствием пощекотал ему ребра своим перышком, – и Гампэй невольно потрогал рукоять спрятанного в поясе кривого индийского ножа.

Как капитан ошибся! Язаки два года обучался у Акинобу и стал неплохим бойцом. Он не достиг тех вершин, что Натабура, но его козырем были медвежья сила и упорство буйвола, поэтому для большинства забияк, которые встречались в долгом путешествии, он оказывался грозным противником. Хотя по простоте душевной Язаки не мог убить человека бездумно, как подобает дзидай из страны Чу, которой больше не существовало.

Главная цель – Юка, думал Гампэй, отвезем ее в Яшмовый дворец и получим деньги. Теперь, когда он знал, что это девушка, он вообще не обратил внимания на ее оружие, решив, что это всего лишь ради маскировки под юношу. Если бы у него были шире открыты глаза, он бы понял, что у нее не облегченный тика-катана, а нечто иное, чего ему еще видеть не приходилось, – волшебный мидзукара, который мог принадлежать только Богам. Отсюда следовал самый главный вывод – пассажиры не так просты, как кажутся, и лучше с ними не связываться. Но блеск денег затмил взор кантё.

Он позвал повара.

– Пойдешь в город. Возле часовни Сюбогэн есть дом с зеленой крышей. Спросишь Дзимму. Отдашь письмо со словами: 'Я от Цукуси'.

– Кто такой Цукуси?

Такой глупый вопрос мог задать только повар, подумал кантё.

– Неважно, – приступ нетерпения, как маска, исказил лицо кантё Гампэй. – Повтори!