Консультант ll - Анна Вальман

Высокое солнце прижигало словно адское пекло, и я быстро пожалела, что мы не взяли с собой воды или хотя бы шляпы. Но возвращаться в дом, где могут бродить больные вампиры, было слишком рискованно.

Несколько раз мы делали остановки, чтобы отдохнуть, но дети стойко шли вперед, не жалуясь. Они были полны энергии, а Маурицио, шедший впереди, источал решимость не возвращаться в дом Марии.

Среди камней вдоль разбитой старой дороги иногда попадались коричневые ящерицы и юркие маленькие птички. Несколько раз мы встречали высокие кактусы, и меня так и подмывало сломать один и поискать воду. Но дети только рассмеялись на это, сказав, что не все кактусы можно пить. От одних меня пробьет на иссушающий понос на пару дней, а от других я начну видеть то, что невидимо для остальных. Выяснять подробности я не стала и предпочла, стиснув зубы, терпеть жажду.

Мы начали спуск с высокогорья, когда время по ощущениям уже близилось к вечеру. Вдали показался большой город, раскинувшийся у подножия гор. Мы все невероятно воодушевились, и несмотря на мои натертые ноги в теплых ботинках, я прибавила ходу, взяв Адонсию за руку. Последние полчаса дороги она проделала у меня на спине.

Вступив в город, мы сначала растерялись, ведь я не знала испанского, и все мы были здесь впервые. С трудом объяснившись с помощью детей с местным жителем из лавки, я уточнила направление к полицейскому участку, и мы направились туда.

Девушка в ботинках, застиранном белом платье без белья и восемь детей выглядели по меньшей мере странно на улицах вечернего города, на который опускалась прохлада позднего лета. Поймав на себе несколько многозначных мужских взглядов, я предпочла не смотреть по сторонам, а следовать указанному направлению, к тому же дорога была по прямой. Полицейский участок оказался небольшой будкой с полисменом, скривившимся при виде иностранки без документов в окружении растрепанных детей, но Маурицио что-то сказал ему на своем языке, показав направление, откуда мы пришли.

Выражение лица полицейского сразу изменилось, на лице проступила серьезная морщина поперек бровей, он быстро снял трубку телефона и, долго прождав гудки, наконец что-то затараторил. Кивком головы, он предложил нам сесть на скамейке возле участка. А затем даже предложил воды. Задав мне несколько вопросов с помощью Адонсии, он вернулся в будку, а мы стали ждать прибытия социальной службы и представителя из консульства или посольства, которые должны были прибыть с минуты на минуту, судя по его словам. Прошло около получаса, пока мы рассматривали незнакомцев с надеждой, и я даже смогла худо-бедно но для протокола сформулировать в голове объяснение того, как я сюда попала.

Солнце село довольно резко. И мне стало не по себе от того, что люди стали закрывать ставни.

То и дело в домах слышался стук засовов и хлопанье оконных рам. Местные жители прятались с наступлением ночи. Я встала с намерением спросить у полицейского, сколько мне еще ждать, но дверь в участок была закрыта. Я требовательно постучала в окно, где полицейский говорил по телефону, не отрываясь от включенного телевизора в углу будки. Он мельком взглянул на меня и, помахав мне рукой, дал понять, что нам нужно еще подождать буквально минуту.

— Маурицио, нам нужно уходить. Никто не придет.

Я бросилась к Адонсии, поднимая ее со скамейки, грубо сколоченной из овощного ящика. Но она стала упираться и капризничать. Остальные тоже не были настроены куда-то идти, тем более я не могла сказать куда. В подступающей панике я подняла глаза к горизонту, где среди камней терялась ухабистая дорога. По ней, на спуске с горы, к нам уже направлялись четверо, уверенно ступая по вечернему остывающему асфальту. Через минуту, я уже узнавала Николаса, и он видел меня, растянув лицо в хищной зубастой улыбке.

Я огляделась с безумной мыслью, найти оружие, и выбрала мусорный бак, из которого торчали пустые пивные бутылки. Разворошив завязанный кем-то пакет с отходами, забыв о брезгливости, выудила из него стеклянную бутылку и, ударив о край бака, сделала розочку.

Собрав детей за своей спиной, я выставила свое самодельное оружие перед собой и приготовилась умирать стоя.

— Николас! — заверещала за мной малышка, узнав своего знакомого.

— Адонсиа, не подходи к нему, он может быть не в себе! — Крошечная Адонсиа вырвалась и побежала навстречу к нему. А Николас направился к ней.

— Назад! — Моя острая бутылка вонзилась в его руку, протянувшуюся к ребенку, и кровь брызнула на теплый асфальт.

Обняв недовольную, брыкающуюся Адонсию, я снова выбросила руку вперед, но Николас отступил. Он медленно поднял окровавленную конечность перед собой, демонстрируя свой заживающий порез.

— Подожди. — Спокойно начал он, не делая попыток приблизиться. — Смотри на рану. Я не изменился. А это значит, что ты не источник болезни. Мы не причиним вреда ни тебе, ни детям.

Адонсиа вырвалась, пользуясь моей секундной растерянностью, и обняла Николаса за ногу, а он наклонился и поднял ее на руки. Увидев, что он не вгрызается в тщедушное детское тело, я собралась переходить к той части, где мы разговариваем, и я каким-то образом выторговываю себе и детям свободу. Но, подбирая слова, я упустила момент, и Николас заговорил сам.

— Вы не вернетесь на виллу Лопе. И сегодня же уедете из Сантьяго. У нас началась эпидемия. Расскажу по пути, только сначала найдем машину.

Я опустила бутылку, но не спешила расслабляться и выбрасывать ее.

— Что вы сделаете с детьми? — о своей судьбе я решила узнать после того, как решу детскую проблему.

— Мы отвезем их к друзьям Марии в соседний город. Там пока безопасно. — И посмотрев на мое недовольное ответом лицо, он добавил — Они люди. Тебе бы понравились.

Он кивнул полицейскому через стекло, и тот, ответив легким кивком, проводил нас взглядом до угла.

— Вы занимаетесь коррупцией и давлением на должностных лиц при исполнении? — с наездом начала я. — Я как представитель комитета это категорически осуждаю!

— Прежде чем создавать ваши резервации на всех континентах без разбора, — с усмешкой ответил он, держа Адонсию на руках, спускаясь вниз по улице, — вам, в вашем комитете, стоило изучить культурные особенности других народов.

Он подошел к стоявшему на обочине грузовику с тентом, куда поместились бы все дети и вампиры, молча следовавшие за нами.

— Мы здесь не только часть культурного наследия и бабайка, которой пугают на ночь детей. Но еще и врачи, учителя, аптекари и владельцы земли. Эта тесная связь делает невозможным нашу изоляцию от людей. Они сами придут за нами, если мы уйдем.

Он надавил на дверь снизу, и она открылась с легкой вмятиной.

— Не нужно смотреть на меня так, когда я ворую машину. Я мог бы заплатить за нее сейчас, но хозяин не выйдет из дома, чтобы взять деньги, даже если я положу их на землю и уйду. Ты бы сама не стала рисковать жизнью из-за машины. Мы сообщим полиции, где ее оставили. Дети, садитесь.