Каждый умирает в своем отсеке - Виктор Евгеньевич Рябинин

Потеря закадычного друга еще больше укрепила дружбу Андрея с Серым. Без Пашкиных авантюрных и плутовских идей и специфического юмора вначале было тоскливо. Но время, как известно, лечит, к тому же настала пора отправляться на последнюю перед выпуском стажировку.

Тот, кто придумал стажировки, был весьма неглупым мужиком. Эту простую истину Андрей уяснил сразу. Практика – это одно, а вот стажировка в офицерской должности – совсем другое. Разница – как между школой и институтом. Тут уже идет прикидка по полной схеме: научили тебя, бестолкового, за годы учебы хоть чему-нибудь, или ты под шутки-прибаутки коллег до скончания века будешь числиться на корабле обыкновенным балластом.

Андрей попал стажироваться на старую дизельную подводную лодку проекта 613, которая базировалась в эстонском Палдиски. Этот небольшой городок, расположенный километрах в сорока от Таллинна, был знаменит своим учебным центром экипажей атомных субмарин. Регулярно с Севера и с Тихого океана сюда приезжали учиться и совершенствовать свои знания и навыки экипажи подводных стратегических атомоходов. На фоне этого центра бригада старых торпедных «дизелей» выглядела куцей и игрушечной. Но это только на первый взгляд. Каждый уважающий профессию подводник знал: не будь в свое время дизельных лодок, не было бы теперь и атомных. Словно престарелые и старомодные родители, дизельные субмарины на фоне своих современных и навороченных атомных чад находились, конечно, на вторых ролях, но без них ни один флот мира не мог обойтись. Эти лодки поочередно ходили в море, где чутко прислушивались своим акустическим ухом к многочисленным шумам, пытаясь выделить в их многообразии те, что подводники кратко именуют целью. Главными противниками советских «дизелей» в то время на Балтике считались более современные немецкие дизельные подлодки проектов 205 и 206. Чтобы хоть как-то противостоять вероятному противнику, нашим безвестным героям подплава приходилось бороздить под электромоторами глубины Балтийского и Северных морей от одного до трех месяцев.

Впрочем, об этой бригаде в начале 80-х узнал весь мир. В октябре 1981 года советская подводная лодка С-363, базировавшаяся в Палдиски, находясь на боевой службе, по ошибке выскочила на мель в районе шведской военно-морской базы Карлскруна. Причина была проста до безобразия. Официально заявлялось, что лодка сломала антенну радиопеленгатора о трал рыболовного судна и сбилась с курса. Между собой подводники поговаривали о погрешности приборов и традиционном головотяпстве, мол, штурман ошибся в расчетах на один градус, что составило аж целых 60 морских миль (одна международная морская миля равна 1852 метрам. – АВТ.). А дальше судьба-злодейка сыграла с лодкой свою отвратительную шутку. Неверно классифицируя контакты, субмарина ночью лихо прошла по извилистому фарватеру, где и в светлое время суток без помощи лоцмана не обойтись, и выскочила на риф, накрепко зацепившись за камни антенной ГАС, аккурат напротив шведской морской базы.

Наутро наивный шведский рыболовецкий траулер попытался помочь «своим» подводникам сняться с мели, но, увидев советский военно-морской флаг, в ужасе смылся. Шведский адмирал – командир военно-морской базы – хорошо понимал, что за проникновение незамеченной иностранной лодки в его владения ему не сносить головы (как в воду глядел, так оно позже и случилось), а потому, узнав от рыбаков об инциденте, предложил русским компромисс. Он тихонько снимает их с мели, проводит через фарватер, и… все забывают об этой истории. Но наши не согласились, так как не привыкли идти на сделку с вероятным противником. ЧП получило мировой резонанс. Всех, кого можно было снять с должности, – сняли. Кого можно было наказать – наказали. А саму многострадальную лодку острословы вмиг окрестили в духе того застольно-застойного времени «Шведским комсомольцем».

Шведы и раньше периодически обвиняли СССР в нарушении своих территориальных вод, а тут, как говорится, факт был налицо. Еще долго ВМС Швеции устраивали охоту на невидимок вплоть до применения глубинных бомб, а один раз даже вынудили всплыть нарушителя. Подлодка оказалась… французской. Но, как говорится, береженого Бог бережет: советское командование после случая с С-363 запретило командирам советских субмарин приближаться к иностранным берегам ближе 50 километров. В 1991 году владельцы крупнейшего шведского парка развлечений Skara Sommarland купили у разваливающегося Советского Союза «Шведский комсомолец», выкрасили его в красный цвет и превратили в главный аттракцион парка. Но, видно, судьба лодки была несчастливой: в 1994 году парк обанкротился, а субмарину продали с молотка на металлолом для покрытия расходов.

Об инциденте в шведских территориальных водах Андрею рассказали в первый же день стажировки. Лукаво улыбаясь, командир 345-й, куда Андрея определили, задал вопрос, как говорится, не в бровь, а в глаз:

– Ты, «студент», на стажировке планируешь отдохнуть или немного послужить?

Андрей искренне выбрал «послужить». И пошло-поехало…

Для начала его назначили дублером командира минно-торпедной боевой части (БЧ-3) со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пришлось сдавать зачеты на право самостоятельного управления боевой частью и перелопатить множество документов. Параллельно изучал устройство лодки, что оказалось также делом непростым. Помогали офицеры и мичманы. Внимательно приглядываясь к новичку несколько дней и сперва критически оценивая его потуги, они в конце концов вынесли свой негласный вердикт: «Наш парень, будет из него толк!»

Постепенно отношения из шутливо-официальных перешли в разряд дружеских. Обидным прозвищем «студент» его больше не величали, а стали называть по имени. В подводном флоте взаимоотношения всегда были просты и уважительны. Только к командиру по традиции обращаются «товарищ командир». Остальные офицеры и мичманы называют друг друга по имени и отчеству.

Андрей сдружился с капитан-лейтенантом Игорем Хватовым, который на лодке и командовал минно-торпедной боевой частью. Из-за фамилии его за глаза нередко величали Хватом. Игорь не обижался, к тому же, вопреки прозвищу, он производил впечатление эрудированного и интеллигентного человека. Сын директора крупного столичного предприятия и профессорский внук из Москвы, Игорь в силу своего характера ко всему относился философски, не без основания полагая, что история повторяется и ответы на животрепещущие вопросы современности необходимо искать в прошлом. В свое время дед, профессор МГУ им. Ломоносова, пророчил ему карьеру выдающегося историка, но Хватов уехал в Питер, где поступил в военно-морское училище имени Фрунзе. От известия о такой «измене» деда хватил инфаркт, после которого он долго не мог оправиться. Но делать было нечего: вместо историка семья получила военного моряка. Между тем тяга к знаниям осталась. Игорь много читал и мог часами рассказывать стажеру об истории флота, о походах и устройстве своего любимого первого отсека, где его торпедисты всегда поддерживали идеальный порядок. Главное, с чего начинал свои ежедневные повествования Хват, сводилось к прописной истине: у подводников количество погружений должно равняться количеству всплытий. Если это равенство нарушается, то лодка гибнет. А нарушить данный паритет с помощью оружия запросто могут торпедисты, т. е. такие специалисты, как сам Хват. К торпедам офицер относился с трепетом и нежностью, сравнимыми разве что с любовью к женщине. Порой, рассказывая Андрею какую-нибудь историю из своей службы, он, увлекаясь, подходил к стеллажу, на котором хранилась торпеда 53-65К, заботливо поглаживал ее четырехметровый сигарообразный корпус и ласково приговаривал: «Ах ты моя девочка кислородная…» В эти минуты Андрею казалось, что Хватов именно так обращается со своей женой, называя ее «торпедушкой», и ему становилось смешно.