Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер - Элеонора Александровна Павлюченко

отца - Карл Воще, который после возвращения из Сибири вынужден был оставить Россию29. В Красноярске у них сломалась карета, заболел провожатый. Княгиня продолжала путь в тарантасе уже одна. В Иркутске губернатор Цейдлер долго запугивал ее, требовал (еще раз после столицы!) письменного отречения от всех прав - Трубецкая его подписала. Через несколько дней губернатор объявил бывшей княгине, что она продолжит путь "по канату" вместе с уголовными преступниками.

Она согласилась и на это. "Женщина с меньшею твердостью, - писал А. Е. Розен,- стала бы колебаться, условливаться, замедлять дело переписками с Петербургом и тем удержала бы других жен от дальнего напрасного путешествия, Как бы то ни было, не уменьшая достоинств других наших жен, разделивших заточение и изгнание мужей, должен сказать положительно, что княгиня Трубецкая первая проложила путь, не только дальний, неизвестный, но и весьма трудный, потому что от Правительства дано было повеление отклонять ее всячески от намерения соединиться с мужем"30.

Трубецкая, а за ней Волконская и Муравьева ехали, обгоняя в пути некоторых декабристов. М. А. Фонвизин 26 февраля 1827 г., находясь "за сто двадцать верст не доезжая Иркутска", послал жене с "комиссионером" Волконской письмо, в котором говорилось: "Трубецкая, Волконская и Муравьева поехали за Байкал - их заставили подписать отречение от звания их, и я опасаюсь, что их положение будет тягостно".

Примеру первых последовали Елизавета Петровна Нарышкина (1801-1867 гг.) и Александра Васильевна Ентальцева (1790-1858 гг.). В марте 1828 г. на каторгу в Читинский острог приехали Александра Ивановна Давыдова (1802-1895 гг.), Наталья Дмитриевна Фонвизина (1805-1869 гг.) и невеста И. Анненкова-Полина Гебль (1800--1876 гг.). В августе 1830 г. при переходе каторжан из Читинского острога в Петровский завод к ним примкнули Анна Васильевна Розен (1797-1883 гг.) и Мария Казимировна Юшневская (1790-1863 гг.). В сентябре 1831 г. в Петровском заводе состоялась свадьба Василия Ивашева с приехавшей к нему Камиллой Ле Дантю (1808-1839 гг.).

Позднее, в 1838 г., на поселение в Селенгинск к К. П. Торсону перебрались мать и сестра. Туда же в 1847 г. приехали сестры Михаила и Николая Бестужевых. В Иркутском архиве хранится дело "О подчинении девиц Елены, Марии и Ольги Бестужевых, которым дозволено прибыть в Сибирь для совместного жительства с братьями, ограничениям, какие существуют для жен государственных преступников". С 1838 г. в Туринске с семьей Ивашева жила мать его жены. Приехала в Сибирь и Н. М. Шаховская - жена А. Н. Муравьева, сосланного в Сибирь без лишения чинов.

Сегодня, через 160 с лишним после происшедшего, трудно восстановить с точностью, что послужило первым толчком к принятию каждой из декабристок решения обречь себя на добровольное изгнание. Подвижничество во имя любви? Супружеский долг? Чувство справедливости? Сострадание к ближнему? О многом можно только догадываться. Несомненно, одно - женщины вольны были выбирать между изгнанником-мужем и свободой, подкрепленной материальной обеспеченностью, сословными привилегиями, родством, влиятельными знакомствами и т. д. Это право им предоставил царь, озабоченный не судьбой женщин, а общественным мнением: Николай I разрешал женам декабристов разрывать брачные узы. Но только жены В. Н. Лихарева, И. В. Поджио и П. И. Фаленберга воспользовались этим разрешением, при этом две первые - лишь через несколько лет после осуждения их мужей.

Уже в 1826 г. две декабристки стали вдовами: 13 июля был повешен Кондратий Рылеев, а 5 сентября умер Иван Поливанов, который в Петропавловской крепости "заболел сильными нервическими судорожными припадками"32. Через три года овдовела Н. Д. Шаховская. В сибирской ссылке оказались восемь мужей, отторгнутых от жен и детей, и семь женихов с обручальными кольцами без надежды на сочетание браком с невестами 33. Жены И. Д. Якушкина, Л. 3. Муравьева и Л. Ф. Бриггена, как и невеста П. А. Муханова, хотели, но не смогли по разным причинам соединиться с любимыми.

Итак, одиннадцать жен декабристов вслед за революционерами-мужьями добровольно проделали "путешествие" в Сибирь, которое сам царь считал "ужасным". Они проявили мужество, твердость духа и самоотверженность, как и декабристы, выступили в сложившейся ситуации носителями новой нравственности, творцами "своеобразного социально-нравственного феномена".

"Спасибо женщинам"

Сегодня слово "подвиг" в применении к поступку жен декабристов может показаться преувеличением, рожденным возвышенным поэтическим воображением.

Подвиг ли?

"На диво слаженный возок", и в нем княгиня в сопровождении верных слуг-крепостных. Были, впрочем, проекты лишения опальных женщин прав на крепостных, но Николай I в корне пресек даже самую мысль об этом: "Это совершенно воспрещаю. Бунтовать людей не должно! Достаточно объявить женам, что по положению они не могут брать с собою людей, иначе как с добровольного согласия"34.

"Опись вещам полковницы Нарышкиной", выезжавшей в Сибирь, занимает три листа большого формата: "в длинном клеенчитом ящике", "в маленьком клеенчитом ящике, в двух "важах" и в "висючем чемодане под козлами" поместились 22 чепчика и соломенная шляпа, 30 пар женских перчаток, "2 вуаля", до 30 ночных рубашек, десятки пар чулок - бумажных, шелковых, шерстяных, "1 картончик с буклями", медный самовар и многое другое35.

Княгиня Волконская "выехала с двумя кибитками, ей посоветовали не брать с собою возок... С ней едет прекрасный слуга и некто вроде штатского офицера, присланного Волконскими, доверенный человек в доме..."36.

В суровой, дикой Сибири все женщины, даже наименее состоятельные, через год-другой устроились относительно неплохо, обзавелись собственными домами со штатом прислуги. Мужья вначале посещали их, а потом стали жить вместе. Такие вещи никак не вяжутся с современными представлениями о каторжной жизни...

Через много лет сын Марии Волконской писал: "Припоминаю слова, не раз слышанные мною в детстве в ответ на высказываемое ей удивление по поводу того, что она могла добровольно лишить себя всего, что имели, и все кинуть, чтобы следовать за своим мужем. "Что же тут удивительного? - говорила она.- Пять тысяч женщин каждый год делают добровольно то же самое""3.

А. И. Давыдова, вернувшись из ссылки, говаривала: "Какие героини? Это поэты из нас героинь сделали, а мы просто поехали за нашими мужьями..."

Но так ли это? И почему с таким волнением писали о декабристках А. С. Пушкин, А. И. Одоевский, П. А. Вяземский? И почему через полвека после восстания декабристов, когда русская женщина предъявила требования на самостоятельный труд, на образование, на участие в общественной жизни и влилась наконец в ряды революционеров, поэма Н. А. Некрасова о Трубецкой и Волконской была встречена с восторгом? Не потому ли, что многое роднило декабристок с первыми женщинами-революционерками?

Одиннадцать добровольных изгнанниц