Оппенгеймер. История создателя ядерной бомбы - Леон Эйдельштейн

вспоминал Бернхейм. – Свидания с девушками тоже не стоило особо афишировать… Роберт был немного ревнив и порой это доставляло мне неудобство… В его обществе отчасти было некомфортно, потому что он всегда казался человеком, занятым решением неких важных проблем. Когда мы жили вместе, он по вечерам запирался в своей комнате, размышляя над постоянной Планка[23] или чем-то подобным. Я представлял, как он вдруг станет великим физиком, а я только лишь стремлюсь закончить Гарвард».

Примечательно, что Фергюссон, учившийся курсом старше, не общался ни с Бойдом, ни с Бернхеймом. Оппенгеймер распределял друзей по орбиталям, словно электроны в атоме. Фергюссон и Хорган – это один круг, а Бойд и Бернхейм – другой. Был еще и брат Фрэнк, которому в 1923 году исполнилось одиннадцать лет. Разница в возрасте пока еще не позволяла дружить с братом в полном понимании этого слова, но Фрэнк был для Роберта своим.

С определением лучшего, наиболее близкого друга Роберта Оппенгеймера у биографов возникают сложности, но на самом деле «ребус» решается просто. Лучшим другом Роберта Оппенгеймера всегда был Роберт Оппенгеймер. Не стоит выдвигать на первый план эгоизм, уместнее будет вспомнить о таком качестве, как самодостаточность. Наш герой был самодостаточным человеком, живущим по принципу, провозглашенному когда-то Омаром Хайямом: «лучше будь один, чем вместе с кем придется».

На второе место в иерархии друзей Оппенгеймера правильнее всего поставить Фрэнка Фергюссона, который был для Роберта не только другом, но и в какой-то степени кумиром. Когда Фрэнк создал в Гарварде клуб, целью которого было углубленное изучение наук, Роберт сразу же вступил в него. Вступил не только потому, что любил углубляться в науки, но и по той причине, что клуб был создан Фрэнком, который не мог создавать ничего неинтересного. В одном из писем к Герберту Смиту Фергюссон перечисляет членов клуба, не называя их имен: «чокнутый кембриджский пуританин, молодой человек из Атланты, изучающий химию, немец из Нью-Йорка, франт из Миннесоты, грек, ассистент профессора философии, гений математики и множество других разнообразных и очень вкусных рыб». Обратите внимание на слово «немец». Так называл Оппенгеймера не только Фергюссон. Роберт и впрямь соответствовал тому представлению, которое сложилось о немцах. Он был пунктуальным, любил порядок, держался корректно-холодно. Невозможно представить, чтобы Роберт закинул ноги на стол или хлопнул бы собеседника по плечу, как любят делать парни со Среднего Запада. Немец! Истинный немец! Да и имя немецкое – Роберт.

Стоит заметить, Фергюссон был недоволен Гарвардом, да и биология его никогда особо не привлекала. Он стремился заниматься литературой. И в 1923 году ему удалось получить стипендию для двухгодичного обучения в Оксфордском университете, где он как раз собирался изучать литературу.

Напрашивается вопрос: для чего студентам лучшего американского университета понадобилось углубленно изучать науки в клубном формате? Дело в том, что Эббот Лоуэлл делал акцент на разносторонности образовательного процесса, а не на его глубине. С одной стороны, такой подход удобен, поскольку дает возможность «попробовать понемногу от каждого пирога», но с другой – он не может удовлетворить пытливые умы, которым приходится изыскивать дополнительные возможности получения знаний. Среди курсов, которые проходил Оппенгеймер, был даже курс по истории Англии. Согласно гарвардским правилам, «естественнонаучники» должны были изучать несколько гуманитарных предметов. Справедливое требование, ведь здесь готовили культурную элиту Америки.

На первом курсе Оппенгеймер осваивался в Гарварде, пробуя на вкус различные науки, а со второго семестра начал учиться всерьез. «Я работаю, – сообщал он Смиту, – бесконечно пишу доклады, статьи, стихи, рассказы и разную чепуху, посещаю математическую и философскую библиотеки, где делю свое время между майн герром Расселом[24] и созерцанием очаровательной и премилой леди, которая работает над диссертацией о Спинозе… Я отравляю воздух в трех разных лабораториях… уезжаю на выходные для того, чтобы переработать низкопотенциальную энергию в смех и усталость, читаю по-гречески, совершаю faux pas[25], переворачиваю все на столе в поисках писем и сожалею, что не умер».

«Сожалею, что не умер» – это не совсем шутка. Периодически Оппенгеймер впадал в меланхолию или, как принято говорить сейчас, переживал периоды депрессии. Дискомфорт был не только внешним, но и внутренним. Оппенгеймер долго не мог определиться с тем, что ему следует делать после окончания университета. Постепенно он начал уделять все больше внимания физике и математике, без которых в квантовой химии делать нечего.

Лучшим курсом Оппенгеймер считал «Продвинутую термодинамику», которую читал Перси Уильямс Бриджмен, удостоенный в 1946 году Нобелевской премии за открытия, сделанные в физике высоких давлений. Оппенгеймер отзывался о Бриджмене как о «замечательном учителе», который «никогда не принимал вещи такими, какими они выглядели, и всегда все обдумывал».

В июне 1925 года Роберт Оппенгеймер окончил Гарвард с дипломом summa cum laude[26] по химии. Свежеиспеченный бакалавр мог бы продолжить обучение в alma mater под руководством Бриджмена, но он решил сменить один Кембридж на другой, избрав в наставники «отца ядерной физики» Эрнеста Резерфорда.

Помимо платы за обучение, кембриджский Колледж Христа[27] затребовал характеристику, которую написал Бриджмен. В этом документе есть два заслуживающих внимания фрагмента. Первый: «У него скорее аналитический ум, чем физический, и он неловок в лабораторной работе». Второй: «Оппенгеймер – еврей, но не имеющий обычных качеств своей расы. Это высокий, хорошо сложенный, скромный молодой человек, и я думаю, что вам не стоит принимать во внимание причины подобного рода при рассмотрении его заявления».

Резерфорд, родившийся в семье новозеландского фермера, не имел расовых предрассудков, но «чистые теоретики» ему не требовались, поэтому он отказал Оппенгеймеру, сославшись на наличие большого количества «отличных кандидатов» на место студента-исследователя в его лаборатории.

Отказ не лишал Оппенгеймера возможности учиться в Колледже Христа. Нашему герою пообещали место в магистратуре в том случае, если он проявит способности к экспериментально-практической работе. С этим «авансом» он в сентябре 1925 года прибыл в колледж, подал заявление на поступление в магистратуру по физике, матанализу и физической химии, а затем отправился в путешествие по Корнуоллу[28] с Фрэнсисом Фергюссоном. Нужно было адаптироваться к Англии под руководством друга, который, как уже было сказано, изучал английскую литературу в Оксфорде.

Следует отметить, что здесь разница в положении друзей проявлялась гораздо острее, чем в Штатах. Да, Фрэнсис был сыном конгрессмена и условным «потомком пилигримов», а Роберт – сыном еврейского бизнесмена, но в Штатах определяющее значение всегда имели деньги, которые уравнивали аристократов и «неаристократов». А в «старой доброй Англии» происхождение имело первостепенное значение. Фергюссон вращался в высших кругах интеллектуальной аристократии, куда Оппенгеймеру путь был заказан, и ничего нельзя было с этим поделать. Как сказал Сэмюэл Джонсон[29], – «предрассудки не имеют разумных оснований, поэтому их нельзя опровергнуть разумными доводами».

Глава пятая