Тринадцать - Сергей Асанов

Она терпела несколько месяцев, уповая на помощь Господа и участкового милиционера, но в конце концов собрала вещи и умотала, оставив на столе записку, в которой известила непутевого отпрыска о своем скоропостижном отъезде в деревню к двоюродной сестре. Взбешенный Пашенька поймал мать уже на автовокзале — там же в зале ожидания устроил форменный разнос, едва не засветив в глаз, забрал ее чемодан и, схватив за локоть, поволок в машину. Первая попытка бегства не удалась.

Весь общественный актив двора, знакомый с ситуацией, рано или поздно ожидал взрыва. Те сознательные граждане, которые считали своим долгом вмешаться, видели, что лишь вредят. Все по той же старой русской традиции Пашенька Сабитов угрожал расправой всякому, кто сунет свой сопливый нос в чужие дела, и однажды расправу действительно едва не учинил: убеленный сединами Владимир Петрович как-то раз остановил Пашеньку на парковке во дворе, когда тот выходил из машины.

— Слушай, мальчик, — сказал он, стараясь говорить негромко, но твердо, — ты не прав.

— Вы о чем?

— Я о твоей матери. Ты приличный молодой человек, но ведешь себя, извини, как…

Пашенька выдернул руку из цепких стариковских объятий.

— Петрович, ты вроде тоже приличный мужик, и я тебя иногда невыносимо уважаю, но не пошел бы ты со своими советами?

Владимир Петрович отказывался отступать без боя.

— Паша, ты редкая сука, понимаешь? Как ты только такую должность в такой солидной фирме занял! Твой начальник-то хоть знает?

— Он еще большая сука, чем я, — вроде бы дружелюбно усмехнулся Павел, но через секунду переменился в лице. — Слушай меня, старый хрыч, и своим сочувствующим передай: занимайтесь своими делами. У нас с матерью все в порядке, а если что-то не в порядке, мы сами разберемся. Ферштейн?

Он схватил Владимира Петровича за ворот рубашки, притянул к себе.

— Вы меня достали, друзья…

Это было в конце лета. После того разговора Катерина Сабитова появилась во дворе в огромных солнечных очках. Что за ними скрывалось, было понятно всем.

В сентябре она практически не появлялась на людях. Лишь изредка соседи по верхним этажам видели ее сидящей на балконе с книгой на коленях или с сигаретой в дрожащей руке. Примерно в то же время по телевизору показывали документальный фильм о знаменитой в прошлом актрисе Нине Сазоновой, которая, по слухам, жила с сыном в аналогичных условиях. Единственное, что отличало эти две истории, — то, что у Сабитовой сынок был вполне респектабельным типом, и ни имущественных, ни наркологических, ни иных видимых причин третировать стареющую мать у него не было.

«Что же с ним произошло?» — подумал тогда Владимир Петрович, задумчиво глядя на экран.

Так ничего он и не придумал. В теплый и тихий октябрьский вечер Екатерина Сабитова упала на кремовую «тойоту-камри», принадлежавшую бизнесмену Семенову.

Место трагедии оцепили милиционеры. Рядом стояла карета «скорой помощи», толпились зеваки, услышавшие дикие вопли, и очевидцы самого происшествия. Дядя Петя давал показания первым. Он видел, как Катерина перед смертью курила на балконе восьмого этажа.

— Курила как-то странно, — говорил он, теребя ремень аккордеона, — нервно как-то. Свешивалась вниз все время, как будто что-то хотела прокричать. Я минуты две за ней наблюдал.

— Что потом? — спрашивал милиционер.

— Потом она бросила сигарету вниз, перекрестилась, залезла на табурет и… Короче, потом я заорал, чтобы все разбежались. Мы только успели отскочить — вон видите, что с машиной стало?..

— Вижу.

К месту происшествия подошел еще один милиционер — местный участковый, на которого при жизни уповала погибшая. Это был тридцатипятилетний, подтянутый и вроде вполне добродушный парень. Во всяком случае, проблем с ним ни у кого из местных жителей пока не возникало.

Он подошел к очевидцам, со всеми обменялся рукопожатиями. Было видно, что он расстроен. Парень снял фуражку, вытер вспотевший лоб.

— Господи, что вы тут опять натворили?

Дядя Петя вместо ответа указал рукой на капот машины. Тело погибшей уже вытащили наружу и теперь укладывали в черный пакет.

— Сам не видишь, Ген? — добавил Владимир Петрович.

— Черт бы вас побрал, — беззлобно сказал тот. — Вечно что-то происходит. Мне тут у вас дежурить, как в солдатской казарме, чтобы друг друга не поубивали в одну прекрасную ночь?

— Может быть, имеет смысл, — сказал дядя Петя.

— Ага! — возмутился Геннадий. — Вот щас несколько кварталов брошу и займусь только вами! Жене с дочерью скажу, чтобы считала меня коммунистом.

— У тебя на несколько кварталов только один такой дом, — спокойно продолжил дядя Петя. — Уникальный, можно сказать. С этим ты не будешь спорить.

Геннадий не ответил. Он снова нацепил фуражку на макушку (она была ему мала), задрал голову, посмотрел наверх.

— Сынуля был дома? — спросил он после недолгого молчания.

— Не появлялся. Кажись, нету его, иначе давно бы здесь нарисовался.

— Звонили?

— Звони сам. Здесь желающих нет. Да и номером его никто не обзавелся. У тебя-то он хоть есть?

— Найдем.

Гена подошел к остальным наблюдателям. Владимир Петрович, Саша, Ваня и Семенов стояли у ворот гаража, в гробовом молчании допивая коньяк. Хуже всех выглядел бизнесмен: он, пожалуй, готов был смириться с тем, что его машина пострадала в результате «наступления обстоятельств непреодолимой силы», но он и представить себе не мог, что на капот любимой тачки рухнет чье-то тело. Теперь эта картина будет преследовать его бессонными ночами.

— Ваша «тойота»? — обратился к нему участковый.

Семенов лишь молча кивнул.

— Сожалею. Но советую утешиться: этой женщине повезло гораздо меньше.

— Да мне пох… — буркнул «потерпевший». — Не могла на пару метров левее или правее?..

Гена посмотрел на него грустно и даже немного брезгливо.

— Не напивайтесь пока. Вы все свидетели.

— Я еще не начинал.

— И не начинайте.

Он обернулся к дяде Пете, который уже закончил давать показания.

— Пойдем сходим наверх?

— Один боишься? — улыбнулся аккордеонист.

— Ты поговори у меня. На пятнадцать суток наговоришь.

— Пошли, бояка.

Они оставили место происшествия. Когда огибали угол дома, Геннадий спросил:

— Слушай, этот владелец машины — как он?

— В смысле?

— В смысле, что за тип?

— Засранец, — пожал плечами дядя Петя. Гена больше не задавал вопросов, потому что коротких и емких характеристик, какими награждал людей дядя Петя, всегда было достаточно. Из термина «засранец» вытекало все остальное, с чем порядочному человеку лучше не иметь ничего общего.