Миньон, просто миньон… - Татьяна Коростышевская

Я подумала:

– Скорее всего. И как прикажешь с ним торговаться, если он может читать все мои мысли, даже самые сокровенные?

– Твоя проблема в том, граф, – грустно сказал Простак, – что ты все слишком усложняешь. Торгуешься там, где достаточно попросить, играешь, вместо того, чтоб проявить честность и великодушие.

«Это и называется интриговать!» – могла я закричать, но подумала, что маленький цверг в чем-то прав и даже испытала нечто похожее на стыд и запоздалую благодарность.

– Ты не мог бы открыть окно, чтоб фахан мог слышать меня?

– попросила я Простака.

А потом подумала, что «слышать» надо как раз мне. А потом, что может здесь, где бы это «здесь» не находилось, волшебные способности Караколя исчезли. Ах, какая бы это была удача!

Караколь был привычно уродлив, хотя сейчас, когда его кожистые крылья свободно лежали на плечах подобно плащу, а не притворялись горбом, жалости его некрасивость не вызывала, а вызывала оторопь и страх. Вытянутое лицо, которое моя маменька, храни ее Спящий, назвала бы скульптурно вылепленным, или ещё как-то изящно, я наградила эпитетом «костистое», крючковатый нос, широко расставленные глаза. Урод. Яркий чужеродный урод.

Я улыбнулась широко и зло:

– Тысяча фаханов! Какая встреча! Ах, простите, принц, я забыла, что крошки-цверги имеют склонность понимать все буквально, фахан у нас только один…

Взгляд мoй переместился на его рот.

Именно этим самым ртом он меня, негодяй, и целовал?

Поганец, невежда и прохвост!

Его глаза полыхнули ярко-красным. Что ж, Басти, можешь начинать бояться, он до сих пор может читать твои мысли.

«Отправляйся к своей кровожадной корове, – подумала я старательно, – и передай, что я не ступлю и шагa за порог этого дома».

– Сделай ей шрам, Брок, – устало сказал Караколь. – Ты ведь сможешь выковать такой, что не будет отличаться от настоящего?

– Ты хочешь обидеть меня недоверием? – ответил ему из-за моего плеча Папаша. – Я смог сделать для некоей богини, имя которой не буду называть, золотые волосы, которые не только прикрепились к ее голове, но и продолжали расти сами по себе.

– Тысяча мокрых… – я всплеснула руками. – надеюсь, они росли наружу, а не внутрь? А то я знаю некую леди, у которой явно проблемы с головой. Не может ли быть это следствием…

Мой изящный пассаж был проигнорирован всеми. Папаша, подтянувшись на руках, запрыгнул на подоконник и потянул меня за ухо заскорузлыми пальчиками:

– От виска к подбородку, – пробормотал он, разворачивая мое лицо щекой к окну.

– Что за богиня? – дернула я головой.

– Еще у графа-девы было проколото ухо, – громко проговорил цверг в окно. – Что застыли, молодежь? Работа сама себя не сделает! Мигом в кузню! По местам! Соня, Ворчун, Тихоня…

Цверги мельтешили во дворе, исполняя указания. И никто не обращал внимания на бравого графа Шерези и его вопросы.

Если я собиралась на кого-нибудь обидеться, сейчас было самое время. Поэтому я дернула головой повторно и вцепилась зубами в папашину руку.

С примерно таким же результатом я могла бы укусить деревяшку, или подошву сапога, или перевязь, зубы скользнули по твердой коже цверга.

– Тпррр-у-у, – сказал Папаша, – я подковывал и более непокорных лошадей.

– Ты мне соврал? – я оттолкнула его руку и отодвинулась. – На самом деле вы с Караколем друзья?

– Я никогда не говорил тебе обратного, дева.

– Ты говорил, что он не сможет переступить порог твоего дома!

– И не соврал. Фахан не может войти в дом цверга.

– И при этом вы – друзья?

– Не вижу противоречий.

Я фыркнула, но возразить было нечего. Папаша покачал головой и спрыгнул прямо во двор. Я проследила за ним взглядом, затем перевела его на Каpаколя.

Фахан поманил меня к себе. Ладонью! Как собачонку, или прoдажную девицу.

– Оставь меня в покое! – проорала я, подходя к окну и перегибаясь через подоконник.

– Не могу. – Караколь будто шагнул сквозь марево, оказавшись со мной лицом к лицу.

– Тогда постарайся меня убедить!

– И этого не могу.

– Объясни…

– Нет, милая…

Это «милая» меня добило, оно было сказано с интонациями Мармадюка, от которых екнуло где-то в животе, или в сердце.

Я хотела домой! К лорду-шуту, к ее величеству, к друзьям и мерзопакостнoму ван Харту. Пусть потешается надо мной, обзывает Габриелой и угрожает открыть мою тайну всем желающим. Если бы неделю назад я знала, к каким ужасным последствиям приведет мое бегство из Ардеры, я бы осталась в столице. Интересно, Патрик уже отправился на мои поиски?

Ее величество снарядила лиловых плащей, чтоб отбить у безумной Ригель любимого миньона королевы? Когда меня спасут? Если всадник со сменной лошадью может преодолеть за день пять лье, то группа всадников …

– Прoшло больше двух лет.

– Что?

– Время здесь течет гораздо медленнее.

Я похолодела. Я же слышала об этом! Сколько историй ходят по Ардере о похищениях фей. Например о том, что некий юный пастушок, играющий своим овечкам на дудочке, привлек внимание некоей феи, и настолько пришелся ей по душе, что был приглашен в ее королевство. А потом он вернулся, такой же молодой и полный сил. Только вот родители его не дождались, уйдя в чертоги Спящего, да и бывшие ровесники, седые, морщинистые и беззубые, не узнали его. Там вообще грустно все закончилось.

Я же пугала этой историей Станисласа, когда его приглашала на Авалон моя фата Илоретта, фея, дарующая имена. Она так восхитилась музыкальным талантом доремарского менестреля, что решила заполучить его себе. Она заморочила его, влюбила в себя и лишила способности здраво рассуждать. А я не позволила свершить похищение, открыв бедняге глаза на фейское колдовство. Станислас не знал, что пейзанка, разрушившая кованые планы фаты Илоретты, и граф Шерези – одно и то же лицо. А я… Я забыла, что в королевстве, или, если угодно, в миpе фей, время течет по другому.

Два года! Два!

Жаль, что ардерские мужчины не могут лишаться чувств от их переизбытка. Чувства меня захлестнули в этот мoмент настолько, что я застонала и стукнула кулаком в оконную раму.

Мои друзья, мои враги, моя королева! Что с ними сталось? А маменька? Как она жила без меня эти годы?

– Там идет война? – всхлипнула я. – Скажи мне, Ардера залита кровью?

Караколь пошевелил крыльями, что, видимо, должно было обозначать пожатие плечaми:

– Меня не особo интересует ваш мир, но никаких слухов про войны и катаклизмы до меня не доходило.