Из тьмы - Дэвид Вебер

но это означало, что они были гораздо более мобильны, чем их тяжелобронированные, увязшие в грязи противники, и если у них не было защитных шлемов с забралом, как у их врагов, у них также было отличное зрение. Хуже того, они были свежими, в то время как многие французы были настолько измотаны долгим переходом по грязи, жарой и нехваткой кислорода в закрытых шлемах, что едва могли даже поднять оружие. Ситуация могла быть специально спланирована - действительно, Генрих так и сделал - чтобы свести на нет преимущества тяжеловооруженных воинов в ближнем бою, и когда француз падал, даже если он просто спотыкался и летел вниз, он не мог подняться под безжалостным убийственным огнем длинных луков.

* * *

- Клодру! - пробормотал Хартир почти три человеческих часа спустя. - Это не похоже... Как кто-либо мог?..

Его голос затих, и Гарсул встряхнулся. "Люди" не были бартони. На самом деле, несмотря на его собственную многолетнюю приверженность исследованиям и его веру в то, что ко всем разумным видам следует относиться с достоинством и уважением, он вообще не мог думать о них как о "людях". Джорейм был прав насчет этого, и где-то в глубине души Гарсулу стало стыдно признавать, что ксеноантрополог был прав насчет своих предрассудков. Но даже так, они были разумными существами, и то, что эти "англичане" и "французы" сделали друг с другом, должно было оставить его в кошмарах на всю оставшуюся жизнь.

Он также не завидовал Совету, когда тот прочитает конфиденциальный отчет, который ему предстояло подать.

Перед позицией "англичан" были буквально навалены кучи тел, некоторые выше самого Гарсула. Один Клодру знал, сколько французов просто задохнулись, утонули в грязи или были раздавлены насмерть тяжестью своих собственных убитых, а третья и последняя французская линия отказалась продвигаться. Разумно, по мнению Гарсула, учитывая то, что уже случилось с тремя четвертями их воинов в доспехах. Казалось невероятным, нелепым, что такие малочисленные силы могли так решительно победить такого превосходящего противника, но англичане это сделали, и доказательства их свирепости и кровожадности были ужасающими.

- Ты все еще думаешь, что они просто "юные" и "незрелые", Джорейм? - услышал он язвительный вопрос командира корабля Сирака.

- Не знаю, - ксеноантрополог казался сильно потрясенным. - Я имею в виду, что они юны и незрелы - они не могли быть другими при их нынешнем уровне развития. Но это!.. - Джорейм вскинул голову в жесте недоумения бартони. - Я никогда ничего не читал в литературе о таком виде жестокости.

- Давайте не будем слишком увлекаться, - вставил Кургар. Командир корабля и ксеноантрополог оба недоверчиво посмотрели на него, и он фыркнул. - Я не пытаюсь оправдываться за то, что мы только что видели, но я прочитал достаточно истории, чтобы знать, что такого рода поведение не совсем неслыханно среди других видов. Если уж на то пошло, в нашу собственную дотехническую эпоху были периоды, когда мы совершали некоторые вещи, в которых сегодня с ужасом признались бы. Возможно, не из-за простых политических разногласий, и ничего даже отдаленно такого плохого, как это, но когда стада сталкивались с голодом и были вынуждены бороться за пастбище, они были способны на некоторые довольно ужасные поступки. И я думаю, что если бы вы заглянули в истории некоторых наших всеядных сограждан, вы могли бы найти там и довольно кровавые эпизоды.

- А еще есть шонгейри, - указал Гарсул. Симфония хмурых взглядов встретила это замечание, и он пожал плечами. - Я просто говорю, что у этих существ, по крайней мере, есть оправдание их социальному и техническому примитивизму. У шонгейри этого нет.

- Что ж, верно, - сказал Джорейм тоном человека, который изо всех сил старается быть отстраненным, - но шонгейри обязательно будут немного... извращенными, вы знаете. Я имею в виду, что они такие и есть... плотоядные животные. - Отвращение ксеноантрополога к этому почти непристойному термину было очевидным. - Мне неприятно это говорить, но эти "люди" всеядны. У них нет такого оправдания, Гарсул.

- Я знаю, но...

- Подождите! - Сирак прервал его. - Что-то происходит!

* * *

- Мой сеньор!

Генрих поднял глаза на крик посыльного. Король стоял на коленях рядом с тюфяком, на котором лежал его младший брат Хамфри, герцог Глостерский. Хамфри едва исполнилось три недели после его двадцать пятого дня рождения, и Генри лично повел свою охрану ему на выручку, когда тот упал. Они вытащили его из водоворота и вернули хирургам, но он был ранен в живот, а ранения в живот гораздо чаще приводили к летальному исходу.

- Что там? - теперь резко спросил король, усталость и беспокойство за своего брата омрачали даже его неукротимое выражение лица.

- Мой сеньор, я думаю, французы перегруппировываются!

Генрих резко поднялся, пройдя сквозь свой защитный кордон из рыцарей и латников, чтобы убедиться в этом самому. Французский арьергард никогда не продвигался вперед, но теперь третья линия зашевелилась, и его челюсти сжались. В этом строю было почти столько же людей, сколько во всей его армии, и стрелы его лучников были израсходованы. Потребовались бы часы, чтобы доставить запасные стрелы из обоза, а тем временем его люди устали и выбились из строя, а их пленники все еще оставались неразоруженными. Буквально тысячи французов в доспехах лежали в грязи - возможно, измученные и упавшие, но невредимые, - и их оружие лежало рядом с ними.

Генрих посмотрел через всю длину поля на оставшееся французское войско, и его ноздри раздулись.

- Приведите ко мне барона де Камойса! - приказал он.

- Немедленно, ваше величество!

Посыльный поспешил прочь и через несколько минут вернулся с сэром Томасом де Камойсом, который командовал английским левым крылом на протяжении всего сражения. Со смертью Эдмунда Норвичского, герцога Йоркского, который командовал правым крылом (и который, как и сотни французов, задохнулся под грудой мертвых людей и лошадей), барон де Камойс стал старшим полевым командиром Генриха.

- Ваше величество, - сказал де Камойс, кланяясь, и Генрих ткнул пальцем в перчатке в волнующуюся французскую третью линию.

- Эти ублюдки намерены напасть на нас, барон, - категорично сказал король, его покрытое шрамами лицо было мрачным, - и мы не можем рисковать тем, что произойдет здесь, - та же рука указала на французов, увязших в грязи, скопившихся перед английской линией, - когда они это сделают.

* * *

На этот раз Гарсула действительно стошнило.