Общак - Деннис Лихэйн

На заднем сиденье у Фица лежали лыжные маски, в багажнике — оружие. А в консоли между сиденьями Брай держал кокс. Брай не мог без кокса. Иначе черта с два он взял бы в руки оружие.

Они нашли уединенное местечко под скоростной магистралью. Отсюда был виден Пен-парк, весь в корках льда и снежных заплатах. Им было видно даже место, где когда-то стоял киноэкран для автомобилистов. За несколько лет до того, как его сняли, тут нашли забитую насмерть девушку — это убийство, самое громкое в этом районе, до сих пор не раскрыли. Фиц напомнил об этом брату, выкладывая дорожки на квадрате зеркального стекла, вынутого из бокового зеркала старой машины. Он нюхнул первым и передал зеркало и скатанную в трубочку пятерку брату.

Брай втянул в себя дорожку, а затем, даже не спросив, всосал еще одну.

— Ну, не знаю, — сказал Брай. За последнюю неделю он повторял эти слова так часто, что Фицу хотелось придушить его, если тот скажет еще раз. — Не знаю.

Фиц забрал у него скатанную пятерку и зеркало.

— Все пройдет как по маслу.

— Нет, — сказал Брай. Он теребил наручные часы, которые перестали ходить год назад. Прощальный подарок их отца, сделанный в тот день, когда он решил, что больше не хочет быть их отцом. — Это дохлый номер. Брать нужно все или ничего.

— Мой клиент, — в пятидесятый раз принялся объяснять Фиц, — хочет сперва проверить, как мы справимся. Говорит, будем действовать в несколько приемов. Для начала посмотрим, как хозяева отреагируют в первый раз.

Зрачки Брая расширились.

— Ты, придурок! Они так отреагируют, что мало не покажется. Это же, мать твою, гангстерский бар. Общаковый!

Фиц нехотя улыбнулся брату:

— В том-то и дело. Если не общаковый, то незачем и рисковать.

— Не пойду! Ясно тебе? — Брай пнул снизу бардачок. Ребенок, закатывающий истерику. Он снова затеребил часы, перевернул браслет, и циферблат оказался на внутренней стороне запястья. — Нет, нет, нет!

— Не пойдешь? — сказал Фиц. — Братишка, у тебя есть Эшли, и дети, и еще твоя дорогостоящая привычка. В последний раз ты машину заправлял на День благодарения, и часы у тебя год как не ходят. — Он подался вбок, пока не уперся лбом в лоб младшего брата. Обхватил его ладонью за шею. — Снова скажешь «нет»?

Брай, конечно, не сказал «нет». Молча втянул еще одну дорожку.

Вечер выдался хлопотный, много «Будвайзера» выпито, много ставок сделано. Первым занимались Боб и Рарди. Марв взял на себя сгорающих от нетерпения и всегда слегка растерянных игроков, опуская поставленные ими деньги в ящик под кассой. В какой-то миг Марв исчез, чтобы подсчитать общую сумму, и, когда вышел, толпа уже заметно поредела.

Налил две пинты «Гиннесса» у Боба и ждал, пока осядет пена, когда в дверь вошли двое чеченцев с коротко остриженными волосами и двухдневной щетиной на лице; под шерстяными пальто у них были атласные спортивные куртки. Марв прошел мимо них и, не замедляя шага, отдал коричневый конверт, а когда пена на пиве осела, чеченцев уже и след простыл. Вошли и вышли. Как будто их и не было.

Еще через час бар опустел. Боб мыл пол за стойкой, Марв подсчитывал прибыль за вечер. Рарди пошел выносить мусор через заднюю дверь.

Боб выжал швабру над ведром, распрямился и замер: в дверном проеме стоял человек и целился в него из ружья.

Главное, что он запомнил об этом моменте, и по-мнил до конца своих дней, — это тишина. Весь мир словно уснул — внутри и снаружи, — все замерло. Но в дверном проеме стоял человек в лыжной маске и целился из дробовика в Боба и Марва.

Боб выронил швабру.

Марв, стоявший возле одного из холодильников, поднял голову. Его глаза сузились. Прямо у него под рукой был глок девятого калибра. И Боб молил Господа, чтобы Марв не сделал глупость и не потянулся за ним. Пока Марв вытащит руку из-под стойки, дробовик превратит их обоих в решето.

Но Марв не был идиотом. Очень медленно он поднял руки над головой, даже раньше, чем велел грабитель, и Боб сделал то же самое.

Грабитель вошел в бар, и в груди Боба что-то болезненно сжалось, когда вслед за первым в бар вошел еще один, нацеливая на них револьвер, — у этого второго рука немного дрожала. Еще куда бы ни шло, если бы заявился только один человек с оружием, но теперь, когда их стало двое, в баре вдруг сделалось невозможно тесно, он набух, как водяная мозоль. Не хватало только булавки, чтобы все к черту лопнуло. Возможно, это конец, подумал Боб. Еще пять минут — или полминуты, — и он сможет узнать, есть ли жизнь после жизни, или же есть только боль от стали, вонзающейся в тело и разрывающей внутренности. И дальше — ничего.

Грабитель с трясущимися руками был тощий, а тот, что с дробовиком, толстый, даже жирный, и оба они тяжело дышали под своими масками. Тощий положил на барную стойку мешок для мусора, но заговорил толстый.

— Не рыпайся, просто клади деньги в мешок, — приказал он Марву.

Тот кивнул, как будто принимая заказ на выпивку, и стал складывать в мешок пачки денег, которые только что перетянул резинками.

— Я не хочу неприятностей, — сказал Марв.

— Тогда не нарывайся, — сказал толстяк.

Марв перестал складывать деньги в мешок и поглядел на него:

— Вы хоть знаете, чей это бар? Чьи деньги вы забираете?

Тощий с трясущимся в руке револьвером подошел ближе:

— Клади деньги, урод.

У тощего на правой руке были часы, развернутые циферблатом внутрь. Боб заметил, что они показывают 6:15, хотя было полтретьего ночи.

— Никаких проблем, — сказал Марв его подрагивающему револьверу. — Никаких. — И сложил в мешок оставшиеся пачки.

Тощий прижал мешок к груди и шагнул назад: двое вооруженных людей стояли по одну сторону барной стойки, а Боб с Марвом по другую. Сердце Боба трепыхалось в груди, словно выброшенный из лодки мешок с хорьками.

В тот кошмарный миг Бобу показалось, что время, прошедшее с самого рождения мироздания, разинуло на него свою пасть. Он увидел ночное небо, за которым космос, вселенная, вечность — и звезды, рассыпанные по черному небу, словно алмазы на бархате, и все это было таким холодным и бесконечным, а он сам стал меньше пылинки. Он был воспоминанием о пылинке, воспоминанием о чем-то, что промелькнуло мимо, никем не замеченное.

Я всего лишь хочу вырастить собаку, подумал он почему-то. Я всего лишь хочу научить ее разным командам и хочу еще немного пожить.

Тощий убрал пистолет в карман и вышел.

Остался только толстяк с дробовиком.

— Ты много, на хрен, болтаешь, — сказал он Марву и ушел.

Дверь, выходившая в переулок, скрипнула, когда ее открыли, и скрипнула снова, когда закрыли. Боб, наверное, с полминуты боялся дышать, а потом они с Марвом выдохнули одновременно.

Тогда Боб услышал негромкий звук, похожий на стон, но издал его не Марв.