Нормальные люди - Салли Руни

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 56
Перейти на страницу:

Нет, сказал он. Мне хорошо.

Тут дыхание ее стало прерывистым. Он подтянул к себе ее бедра, потом слегка отпустил. Она будто бы задохнулась. Он повторил, и тогда она сказала, что сейчас кончит. Вот и здорово, сказал он. Сказал так, как будто для него это самое обычное дело. Решение приехать к Марианне вдруг показалось совершенно правильным и очень осмысленным – возможно, самым осмысленным из всего, что он сделал в своей жизни.

Когда они закончили, он спросил ее, что делать с презервативом. Она, не поднимая головы с подушки, ответила: просто брось на пол. Лицо ее было розовым и влажным. Он так и сделал, а потом откинулся на подушку, глядя на люстру. Ты мне очень нравишься, сказала Марианна. Коннелл ощутил прилив какой-то приятной печали, от которой едва не расплакался. Случались у него такие моменты душевной муки, бессмысленные или как минимум непостижимые. Марианна – невероятно свободный человек, это он уже понял. А он – заложник всевозможных условностей. Ему не все равно, что о нем думают. Ему даже не все равно, что о нем думает Марианна, это он теперь понял точно.

Он много раз пытался записать свои мысли про Марианну, чтобы привести их в порядок. Движет им желание как можно точнее описать словами, как она выглядит и говорит. Ее волосы и одежду. Книгу «По направлению к Свану», которую она читает в обед в школьной столовой, с темной французской картиной на обложке и корешком мятного оттенка. Ее длинные пальцы, переворачивающие страницы. Она живет совсем не так, как остальные. Иногда демонстрирует такую житейскую мудрость – он с ней рядом полный невежда, а иногда выглядит такой наивной. Ему хочется понять, как устроена ее голова. Если он решает про себя удержаться от какого-то замечания по ходу их разговора, Марианна через секунду-другую обязательно спросит: «что?» В этом «что?» ему видится столько всякого разного: не только потрясающая, словно у судьи, способность замечать умолчания, но и стремление к полному взаимопониманию, представление, что любая недосказанность между ними – это неприятная помеха. Он записывает все это, длинными сложносочиненными предложениями, дыхание которых иногда прерывают точки с запятой, как будто ему хочется создать на бумаге точный облик Марианны, как будто можно сохранить ее во всей полноте для будущей рецензии. А потом он переворачивает страницу в тетради, чтобы не видеть, что получилось.

Ты о чем думаешь? – говорит Марианна.

И заправляет прядь волос за ухо.

Куда поступать, отвечает он.

Поступай в Тринити на английскую филологию.

Он снова смотрит на экран. В последнее время его не покидает острое ощущение, что в нем живут два разных человека и скоро придется выбирать, к которому прибиться навсегда, а от которого отказаться. Здесь, в Каррикли, у него привычная жизнь, привычные друзья. Если он поступит в университет в Голуэе, он сможет общаться с теми же, с кем и всегда, будет жить так, как давно планировал: солидное образование, симпатичная подружка. Все станут говорить: вот молодец, прорвался. С другой стороны, можно, как и Марианна, поступить в Тринити. Там жизнь будет совсем другой. Нужно будет ходить на официозные ужины и беседовать о государственном долге Греции. Можно будет трахаться со всякими чудачками, на поверку – бисексуалками. Он сможет сказать им: а я читал «Золотую тетрадь»[3]. Он ее действительно читал. После всего этого уже не вернешься в Каррикли, придется уехать куда-то еще – в Лондон или в Барселону. Вряд ли про него станут говорить: молодец, прорвался, одни решат, что он загубил свою жизнь, а другие и вовсе о нем забудут. А что подумает Лоррейн? Ей главное – чтобы он был счастлив, на пересуды ей наплевать. Но этот старый Коннелл, тот, которого знают все его друзья, – этот человек умрет или, хуже того, окажется погребен заживо и будет кричать из-под земли.

Тогда мы оба будем жить в Дублине, говорит он. И если случайно столкнемся, спорим, ты сделаешь вид, что мы незнакомы.

Поначалу Марианна молчит. Чем дольше молчание, тем тревожнее у него на душе – а может, ей действительно хочется сделать вид, что они незнакомы, и от мысли, что он не стоит ее внимания, охватывает паника, причем не только по поводу Марианны, но и по поводу будущего и собственных возможностей.

А потом она говорит: никогда, Коннелл, я не сделаю вид, что мы незнакомы.

После этого молчание становится совсем напряженным. Несколько секунд он лежит неподвижно. Да, в школе он делает вид, что они с Марианной незнакомы, но он вовсе не хотел поднимать эту тему. Это так, потому что так. Если узнают, чем он занимается с Марианной, да еще и тайком, игнорируя ее на людях, ему конец. По коридору будет не пройти – глаза будут следить за ним, как за серийным убийцей, или еще что похуже. Друзья и предположить не могут, что он извращенец, способный при свете дня, на трезвую голову сказать Марианне Шеридан: можно я кончу тебе в рот? В обществе друзей он – нормальный человек. А свою сокровенную жизнь они с Марианной ведут у него в комнате, где никому до них не добраться, а значит, нет никакой надобности смешивать два этих разных мира. Тем не менее совершенно ясно, что он где-то сбился в нынешнем разговоре, затронул тему, которой не хотел касаться, и теперь нужно как-то выкручиваться.

Правда не сделаешь? – говорит он.

Не сделаю.

Ладно, тогда подаю в Тринити на филологию.

В самом деле? – говорит она.

Ага. А что потом с работой, мне в любом случае не очень важно.

Она слегка улыбается в ответ, будто одержав победу в споре. Ему нравится, когда она радуется. В такие моменты ему кажется, что есть способ сохранить оба мира, оба варианта его жизни, что можно переходить из одного в другой, будто сквозь открытую дверь. Можно совместить уважение Марианны и популярность в школе, можно позволять себе тайные мнения и предпочтения, и не будет никаких конфликтов, не придется выбирать. Немного изворотливости – и чего бы не вести две разные жизни параллельно, не задаваясь вопросом, кто он такой и что с собой делать. Мысль кажется настолько утешительной, что несколько секунд он избегает встречаться с Марианной взглядом, чтобы луч надежды угас не сразу. Он прекрасно знает, что, посмотрев на нее, тут же перестанет в это верить.

Черед полтора месяца (апрель 2011 года)

Ее имя есть в списке. Она показывает вышибале удостоверение личности. Входит внутрь – в полумрак, пустоту, багровые отсветы; по обе стороны – две длинные барные стойки, ступени ведут на танцпол. Застоявшийся запах алкоголя с тусклым жестяным привкусом сухого льда. Другие девчонки из комитета по сбору средств уже сидят за столом, просматривая списки. Привет, говорит Марианна. Они оборачиваются, смотрят на нее.

Приветик, говорит Лиза. А ничего ты так приоделась.

Отлично выглядишь, говорит Карен.

Рейчел Моран не говорит ничего. Всем известно, что Рейчел самая популярная девчонка в школе, но произносить это вслух нельзя. Вместо этого все делают вид, что не замечают никакой социальной иерархии, где кто-то выкарабкался наверх, кто-то барахтается в середине, а кто-то осел на дно. Марианна иногда видит себя в самом низу этой лестницы, хотя порой ей кажется, что она вообще не там, не часть этого механизма, поскольку она не стремится к популярности и ничего ради нее не предпринимает. С этой удобной точки трудно разглядеть, какие преимущества дает пребывание на лестнице, причем даже тем, кто забрался на самый верх. Марианна почесывает плечо и говорит: спасибо. Кому-нибудь принести выпить? Я пойду себе возьму, могу и вам заодно.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 56
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?