Мир в XVIII веке - Сергей Яковлевич Карп

Франции, имея в виду три столетия — XVI, XVII и XVIII. В других странах Европы были собственные «старые порядки», иногда с иной хронологией. Авторы декретов Национального собрания 4-11 августа 1789 г. и преамбулы Конституции 1791 г., обосновывая необходимость революции, подробно описывали Старый порядок как определенный тип общества с характерными для него социальными, юридическими и ментальными структурами. Однако историки уже более двух веков спорят о конкретно-историческом содержании этого периода. В историографии обычно рассматривают XVI–XVII вв. как время зрелости структур Старого порядка, а XVIII столетие связывают с интенсификацией перехода от «традиционного» мира к «современному».

Сегодня довольно трудно определить численность населения Европы и ее динамику при Старом порядке. Надежной статистики в те времена не существовало, поэтому ученые располагают небольшим количеством достоверных данных, которые к тому же плохо согласуются между собой. Однако при вероятной неточности цифр не вызывает сомнений общая тенденция к росту населения, особенно явно проявившаяся во второй половине XVIII столетия. Принято считать, что население Европы возросло примерно со 118 млн человек в 1700 г. до 140 млн в 1750 и затем до 187 млн в 1800 г. В масштабе всего человечества (приблизительно 900 млн человек к 1800 г.) это был беспрецедентный рост, который отчасти объясняет повышенную мобильность европейцев, в том числе и их активное переселение в Новый Свет.

Стремительно увеличивалось в XVIII в. население Британии. В начале столетия оно составляло около 9 млн человек, а в конце — 16 млн. При этом во второй половине века население росло почти в два раза быстрее, чем в первой. В Брабанте с 1709 по 1784 г. количество жителей удвоилось. Во Франции примерно в этот же период прирост составил более 10 млн человек (16 млн в 1715 г. и 26–27 млн в 1789 г.). В европейской части России численность населения увеличилась с 18 до 27 млн, хотя отчасти этот рост был обусловлен присоединением к российскому государству новых земель. В Италии произошел скачок с 13 млн человек в начале до 18 млн в конце XVIII столетия. Даже в ослабленной глубоким кризисом Испании численность населения в эту эпоху увеличилась с 6 до 10 млн человек. В то же время в некоторых уголках Европы в течение столетия население не только не увеличивалось, но даже уменьшалось. Подобная ситуация отмечалась, например, на территории современной Румынии, на Балканах, в некоторых других районах, причем демографическая стагнация могла проявлять себя не только в сельской местности, но и в городах. Так, численность населения Реймса в период с 1694 по 1770 г. практически не изменялась (около 25 тыс. человек), и лишь к 1789 г. она выросла до 32 тыс., хотя это означало лишь возвращение к состоянию 1675 г. Население Венеции в период с 1702 по 1797 г. немного уменьшилось — со 138 до 137 тыс. Тем не менее эти данные не опровергают вывод о том, что общая динамика была положительной.

Любопытно, что сами современники воспринимали ситуацию иначе. Многие философы и экономисты XVIII в. были убеждены, что мир, особенно их собственный, становился все более безлюдным. «Европа и теперь еще нуждается в законах, благоприятствующих размножению населения», — утверждал Монтескье в «Духе законов». Р. Уоллес в «Диссертации о численности населения в Древнее и Новое время» настаивал на том, что человечество процветало на Земле до потопа, но со времен Античности стало сокращаться в численности. Попытки Д. Юма, поддержанные затем Вольтером и аббатом Рейналем, опровергнуть это убеждение не находили большого числа сторонников. Проблема «депопуляции» — систематического уменьшения численности населения Европы — обсуждалась вплоть до самого конца столетия, пока на смену ей не пришла проблема «перенаселенности», сформулированная Т.Р. Мальтусом в 1798 г. Однако медленный прирост населения далеко не всеми воспринимался как проблема. Напротив, там, где экономические условия не позволяли обеспечить существование быстро возраставшего количества людей, возникали серьезные трудности. Так происходило, например, в Ирландии и в ряде германских государств во второй половине века. Чаще всего негативное влияние на демографическую ситуацию оказывали миграционные процессы и войны. Но главное, вероятно, заключается в том, что жизнь европейцев XVIII в. все еще зависела от «враждебной» (Дж. Блэк) окружающей среды.

Ф. Бродель ввел в науку понятие «биологический Старый порядок», имея в виду совокупность отношений, возможностей и ограничений, столетиями определявших жизнь «традиционного» мира обитателей Европы и других частей света. В этом мире доминировал живой (непосредственный) человеческий труд и «естественная природа». При таком порядке вечная демографическая игра рождений и смертей пребывала в состоянии некоторого равновесия: то, что приносила жизнь, забирала смерть. Неотъемлемыми составляющими биологического Старого порядка являлись высокая смертность, хроническое недоедание населения, частые вспышки массового голода, беспомощность людей перед эпидемиями и стихийными бедствиями. Все это свидетельствовало о высокой зависимости человека от сил природы. «Давление этого порядка едва смягчается во время подъема в XVIII в., разумеется, по-разному, в зависимости от места и времени, — пишет Бродель. — Лишь определенная часть Европы, даже не вся Западная Европа, начинает от него освобождаться».

Действительно, все XVIII столетие отмечено кризисами повышенной смертности. Чаще всего они были связаны с голодом, который вызывал массовую гибель людей (хотя уже и не в таких масштабах, как в Средние века). Так было в испанской Валенсии в 1708–1709 гг., во многих районах Франции, в Палермо и Флоренции в 1709–1710 гг. До революции французы пережили как минимум шестнадцать голодовок в масштабе всей страны и сотни локальных. Два неурожая подряд вели к катастрофе: вымирали целые семьи. В провинциях Турень и Анжу в 1739 г. население было вынуждено питаться травой. В 1730 г. катастрофический голод отмечался в Силезии.

В 1771–1772 гг. около 7 % населения Богемии погибло только вследствие продовольственного кризиса. В целом в эти годы в результате неурожаев цены на продовольствие в германских землях выросли в десять раз, а смертность — в четыре раза. В 1772 г. в Саксонии от недостатка хлеба умерли 150 тыс. человек. «Великий голод» обрушился на Неаполитанское королевство в 1763–1764 гг. В 1740–1742 гг. сильно пострадали от голода Скандинавия и Ирландия. Свирепствовал голод и в Восточной Европе, причем повсеместно от него страдали не только города, но и деревни. Крестьяне, как ни парадоксально, часто испытывали его грозное воздействие гораздо острее, чем горожане. Специальные меры местных властей, направленные на обеспечение городов продовольствием, нередко защищали их жителей, во всяком случае, несколько смягчали ситуацию, тогда как крестьяне полностью зависели от своих запасов.

Весьма высоким в Европе оставался и общий уровень смертности. В первую очередь это касается женщин и детей. Для Франции XVIII в. смертность новорожденных и рожениц была настоящим бедствием, хотя в годы правления Людовика XV эти показатели стали снижаться благодаря совершенствованию медицины и распространению новых гигиенических норм. В практике родовспоможения начали применяться специальные инструменты. На смену знахарям постепенно приходили