Беннетт. Охота - Беннет

Я подняла глаза.

– Что это значит?

– Переверни, – велела Господи-боже.

Я перевернула карточку. На обратной стороне изящным курсивом сообщалось:

Вы приглашены провести Юстициум

в Лонгкросс-холле, Камберленд.

Выезд из СВАШ в 5 п.п. в пятницу

RSVP[4]

Я повертела письмо в руках.

– А кому RSVP? – спросила я. – Тут не сказано, от кого приглашение.

– Потому что всем известно от кого, – отрезала Господи-боже. От ее былого презрения ко мне осталась лишь самая малость. – Это от Генри.

Генри, как я уже говорила, в СВАШ имелся только один. Жирные черные чернильные буквы поплыли у меня перед глазами. Следовало сразу догадаться. «ОХОТЪ СТРЕЛЬБЪ РЫБАЛКЪ». Странные знаки вместо «а» на конце слов. Выглядело, словно шутка, эти странные знаки на концах слов, но Средневековцы никогда не ошибались, а если что-то искажали, как в прозвищах Шафина и Шанель, то умышленно. Генри и на письме обозначал любимый кровавый спорт так, как произносил эти слова.

– Ты уверена?

– Да. Лонгкросс принадлежит его семье. Повезло тебе, – продолжала она. – У тебя, значит, есть шанс пробиться в Средневековцы.

Я так и села на кровать и уставилась на соседку.

– О чем ты?

Разволновавшись, Господи-боже совершенно позабыла принципы и села на кровать рядом со мной.

– Генри де Варленкур всегда приглашает ребят из младшего класса к себе на выходные в охотничий сезон. Если ты отличишься и им понравишься, то в следующем году, когда перейдешь в выпускной, сможешь стать одной из Средневековцев.

Для меня было немалой новостью то, что соседка вообще со мной разговаривает. А еще переварить такое известие. Я замолчала надолго.

– Ты же поедешь? – захлопотала Господи-боже. – Говорят, Лонгкросс потрясающий. Прямо-таки тонет в роскоши.

В кои-то веки сила оказалась на моей стороне, и я ограничилась пожатием плеч. Не хотелось ни в чем ей доверяться. Если Господи-боже хочет что-то про меня знать, пусть ведет себя по-дружески. С другой стороны, мне требовалась информация, так что я слегка смягчила тон.

– «Выезд»? – вслух прочла я. Зная Средневековцев, не удивилась бы, если бы прибыли настоящие кареты, каждая с восьмеркой лошадей, фыркающих, топающих копытами на подъездной дорожке.

– Генри вызывает автомобили из своего имения, – пояснила Господи-боже. – Его егеря доставят вас в Лонгкросс.

Я перевела взгляд с открытки на пылавшее завистью лицо соседки. Если бы на каникулы я могла поехать домой и повидать папу, я бы и думать не стала про Лонгкросс. Но папа оставался в Южной Америке, и мне предстояло отправиться к тете Карен в Лидс. Против тети Карен как таковой я ничего не имею и даже против Лидса, но у нее двое малышей-близнецов, вот они чума. Из-за них я не хотела жить с тетей и в итоге попала в СВАШ.

Итак, хотя я в жизни не охотилась, не стреляла по мишеням и не рыбачила, я всерьез собралась принять это приглашение.

Может быть, для учебы я достаточно умна, зато в этом случае я оказалась чудовищной дурой и совершенно не понимала, что происходит. И не то чтобы меня не предупреждали – очень даже предупредили, в самых ясных выражениях. Это была Джемма Делейни. Она перешла в СВАШ три года назад из «Бювли-парк», моей прежней школы. Она служила блистательным примером всем нам, ее фотографию повесили в холле «Бювли-парк» рядом с не слишком-то богатой витриной достижений (то ли дело средневековый атриум СВАШ, где за серебряными кубками и медалями дубовых панелей почти не видно). Джемма приезжала к нам на общешкольное собрание год назад, произносила речь, поощряла добиваться стипендии в СВАШ. Я с трудом ее узнала: прежде она красила волосы кое-как, корни темные, концы соломенные, говорила с сильным манчестерским акцентом. А тут явилась с длинными волосами оттенками светлого меда, в безукоризненной форме СВАШ, выступая перед нами, глотала гласные. Теперь я понимала: она старалась подражать Средневековцам.

Но на этот раз, когда она ухватила меня за руку у выхода из часовни СВАШ (только что закончилась утренняя месса), Джемма вновь выглядела совсем иначе. Я обернулась и увидела, что лицо у нее белое, как старая кость, волосы безжизненно повисли, взгляд затравленный.

– Не езди, – сказала она. Сильно растягивала гласные, от волнения вернулся ее северный акцент.

Я сразу поняла, о чем речь. О Приглашении. Об этом «ОХОТЪ СТРЕЛЬБЪ РЫБАЛКЪ» – Джемма советовала мне туда не ездить. Что же такое она знала?

– Почему бы и нет?

– Просто – не езди, – повторила она. С напором – никогда мне еще не давали совет так тревожно.

Она быстро прошла мимо и влилась в толпу. Я постояла еще мгновение, ребята обтекали меня с обеих сторон, а я все думала над тем, что услышала. Услышала, но не восприняла. Джемма растворилась в толпе, и вместе с ней исчез и возникший на миг страх.

По правде говоря, после того как меня столько недель унижали или вовсе не замечали и никуда не принимали, я счастлива была оказаться годной, получить Приглашение от Средневековцев. Накануне я столкнулась с самим Генри, он проходил мимо через большой холл Гонория. И он коснулся моей руки и заговорил со мной, прямо заговорил, впервые за весь семестр.

– Ты же приедешь на выходные? – настойчиво спросил он. – Будет такое веселье.

Он произносил «весель».

– Какое веселье? – переспросила я. И от усердия выговорила «висель».

Он снова улыбнулся, и у меня внутри что-то затрепетало.

– Вот увидишь.

Он слегка сжал мою руку, и я опустила взгляд на его ладонь, лежавшую на моем рукаве, – длинные пальцы, квадратные ногти, золотой перстень-печатка на мизинце. На печатке изящные маленькие рога.

В итоге, когда я в то утро стояла перед часовней и всем приходилось обтекать меня справа или слева, а я размышляла о том, что сказал Генри, и о том, что сказала Джемма, я на самом деле ничего не решала – мысленно я уже паковалась. Это было похоже на то, как человек подбрасывает монетку, но еще прежде, чем она упадет, он и без монетки знает, как поступит.

Глава 4

К тому времени, как я приняла решение в пользу «ОХОТЪ СТРЕЛЬБЪ РЫБАЛКЪ», у нас в СВАШ вроде бы никто уже ни о чем другом и говорить не мог.

В пятницу занятия длились только до обеда, потом длинные выходные – Юстициум, – и даже темы уроков были как-то связаны с охотой.

На латыни мы переводили отрывок из Овидия о Диане, богине – конечно же охоты. Как-то раз она отправилась купаться, и ее подглядел нагишом парень по имени Актеон. Богиня здорово разозлилась, и, чтобы он никому не разболтал о том, что увидел, она пригрозила: скажет хоть слово – превратится в оленя. Мимо проезжали охотники, и Актеону хватило ума (в мифах же почти все дураки) позвать на помощь. И, как было обещано, он тут же стал оленем.