Хозяйка старой усадьбы - Элен Скор

Итак, что последнее я помню?

Помню, как расставаясь с подругой Юлькой, едва сдерживала слёзы, как села за руль машины, и поехала в аэропорт. На повороте, у самого моста нажала на тормоз, вот только педаль провалилась, а машина, набирая скорость под уклон, словно в замедленной съёмке, пробила ограждение и носом вперёд полетела вниз.  Как так могло случиться, ведь Андрей только сегодня забрал машину из техобслуживания?

Вспомнились суетливые движения мужа, когда он совал мне в руки ключи, как отводил взгляд. Неужели он? Решил от меня избавиться? Опоздал, милый! Хотя, я бы даже сказала ему спасибо, его стараниями я не буду доживать свои последние дни в страдании и боли.

Осталось понять, где я и что со мной происходит?

На ум приходит два варианта, и первый - я всё же выжила, и сейчас в коме под капельницами вижу очень красочный сон.

Вариант второй, люди не врут, и жизнь после смерти существует. Только моя, почему-то, началась сразу  во взрослом теле? Кстати, а сколько мне лет? Нянюшка называет меня «деточкой», но это тело точно не принадлежит ребёнку. Скорее подростку, судя по тоненьким пальчикам и узеньким ладошкам.

В первом варианте от меня ничего не зависит, и я могу лишь мечтать никогда не приходить в сознание. А вот если меня действительно отправили «на перерождение», то нужно потихоньку подстраиваться под новую жизнь, стараясь не выдать себя. Неизвестно, как тут к таким переселенцам, как я, относятся. В памяти ещё свежи уроки истории о гонениях инквизиции.  Вдруг здесь тоже есть что-то подобное.

Тогда для меня самым опасным человеком в этой троице является сестра Лусинда, от её цепкого взгляда у меня по всему телу мурашки.

А вот нянюшка вызывала у меня только позитивные эмоции.  Да и широкоплечий бородатый мужик, Касьян, кажется, хлопотавший у старой облезлой повозки, тоже не казался опасным.

Из-под ресниц наблюдала за всем, что происходило на поляне, пытаясь понять, куда же я попала.

Судя по тому, что повозка на лошадиной тяге, одна штука которой паслась неподалёку, пощипывая первую весеннюю травку, автомобилей здесь нет. Хотя не факт, может меня забросило в такую тмутаракань, где проще вот так, на лошадке.

Хотя убогая одежда, сплошь из натуральных материалов, прозрачно намекала, что я отнюдь не в современном мире. Скорее, в средневековье.

На ум пришли вши, крысы и стойкое амбре ночных горшков, выливаемых прямо на улицу.

Голова сразу нещадно зачесалась, словно по ней табуном проскакала толпа мелкой живности. Рука сама потянулась вверх, и с непривычки сразу же запуталась в длинных волосах.

А ещё, я нащупала на затылке ту самую шишку. Видимо, именно она была виновницей того, что это тело осталось без своей законной хозяйки и приняло меня. Я всё же решила, что для меня предпочтительней версия номер два, что я попала в другой мир и теперь буду здесь обживаться.

Наконец, согрелась, и моя деятельная натура жаждала знаний. Всё, что происходило на поляне, я уже рассмотрела во всех подробностях. Хотелось бы почерпнуть немного информации из разговоров, вот только сестра Лусинда надменно держалась в стороне и не желала вступать в разговор. А нянюшка и Касьян перебрасывались ничего не значащими фразами, в основном касающимися ремонта повозки.

- Готова! Можно ехать!

Наконец объявил он.

Нянюшка засуетилась, собирая вещи, и относя их к повозке. Я, было, попыталась встать и помочь, но оказалось, что у меня нет обуви.  Сухие веточки и трава слегка  покалывали ноги, не привыкшие ходить босиком. Земля была прохладной и слегка пружинила под ступнями.

- Да, что ты!

Вновь взмахнула руками нянюшка.

- Ты свою обувку, видать, в реке утопила. Геть в карету и ноги в одеяло закутай.

Карета, как гордо её именовала нянюшка, представляла собой большой облезлый ящик на высоких деревянных колёсах, обитых металлическим ободом. Внутри, друг напротив друга, две широкие деревянные лавки, донельзя жёсткие и неудобные

Уселась в уголок, вновь закутавшись в одеяло.  В карете попахивало старым тряпьём, и я не сразу поняла, что это от того самого одеяла. Просто, на свежем воздухе  этого не замечала. Но в повозке было даже холодней, чем на улице, посему только плотнее завернулась в этот старый, замызганный кусок шерсти.

Следом за мной в карету забралась сестра Лусинда, повозка сразу просела, жалобно поскрипывая. Видимо, нянюшка была права - именно  сестра была причиной поломки колеса. Старая, хлипкая конструкция, просто не выдержала богатырского веса женщины.

Последней в повозку забралась нянюшка, она опустилась на скамью рядом со мною. Карета заскрипела ещё сильнее и, наконец, тронулась.

Уже через полчаса сиденья на жёсткой деревянной скамье  у меня затекло то самое место, на котором я сидела. Да ещё при этом ощущало каждую кочку и каждый камушек, попадавший под колёса. Я заёрзала, стараясь устроиться поудобнее. К тому же, было невыносимо скучно сидеть в этой раскачивающейся из стороны в сторону коробке, освещаемой только маленьким оконцем в двери.

Меня всё же укачало в тряской карете, и,  привалившись головой к плечу нянюшки, я задремала.

Проснулась от шума. В карете было пусто, а с улицы доносились незнакомые голоса и собачий лай.

Высунулась в приоткрытую дверь. Вечерело, солнце клонилось к закату, видимо, я проспала несколько часов.

Мы остановились около большого двухэтажного здания с выгоревшей от времени вывеской. Кажется, мы добрались до постоялого двора, о котором упоминала сестра Лусинда. Она сама, как раз, стояла на крыльце этого самого заведения и разговаривала с высоким статным мужчиной. Рядом стояла нянюшка и указывала в мою сторону.

Мужчина кивнул, и сестра, не спеша, словно адмиральский крейсер, вплыла в дверь постоялого двора, а нянюшка поспешила ко мне.

- Проснулась милая? А я насчёт комнаты договорилась.  Касьян с лошадью на сеновале сночует.

Нянюшка подхватила саквояж, и, подавая руку, помогла мне выбраться из повозки. Холодная земля напомнила, что я всё ещё без обуви, хорошо, под длинным платьем этого не видно. Поэтому я не отставала от нянюшки, мечтая поскорее оказаться в отведённой нам комнате. К тому же, после путешествия в этом коробе на колёсах, больше всего похожем на пыточную, ломило всё тело.

Внутри пахло подгоревшим луком,  кислым пивом и застарелым потом. Жарко пылал очаг, над которым висел вертел с поджаривающейся тушкой, сильно смахивающей на кроличью. От всех этих запахов желудок скрутило в тугой узел, и меня чуть не стошнило.

Но это не самое страшное, пол был устлан соломой.  И эта солома, видимо, здесь лежит уже не первый месяц. Прямо у меня на глазах один из постояльцев харкнул на пол, и продолжил пить своё пиво, которое, кстати, тоже частично капало на устланный соломой пол.