Ночь борьбы - Мириам Тэйвз
Шрифт:
Интервал:
Сегодня бабуля наконец-то вспомнила, что я должна быть в школе, хотя я сижу дома уже пятьдесят девять дней.
– Почему ты не в школе? – спросила она. Я ничего не сказала, потому что она говорила как коп, а сама она никогда не отвечает на вопросы копов, так почему я должна.
– Из-за драки? – спросила бабуля.
Я не двинулась. Затем я сделала то, что делает бабуля, когда приходят копы, а именно: поднимает воображаемый мобильный телефон, как будто записывает их. Она сказала, что знает: дело точно в драке, потому что я возвращалась домой с запекшейся кровью на лице, с синяками на шее, с вырванными из головы пучками волос и без рукава куртки. Потом мы долго-долго молчали, просто сидели и издавали тихие звуки, а не слова. Я положила свой воображаемый телефон на стол широким жестом, как будто делала одолжение, больше не записывая ее. Большим пальцем я раскрошила хлебные крошки на скатерти. Бабуля несколько раз встряхнула коробочку с таблетками и выстроила мышь, коврик и ноутбук в один ряд. Я смотрела, как ее пальцы двигаются по столу. Ей снова пора подстричь ногти. Я не могла вспомнить, где оставила щипчики. Я посмотрела ей в лицо. Она улыбалась.
– Я рада, что ты здесь со мной, – сказала она.
– Мадам сказала, что я устраиваю больше драк, чем нужно, – да если бы я знала, сколько драк мне нужно устраивать, то всего этого дерьма не было бы, – сказала я.
– Хм-м-м-м-м-м-м, – протянула бабуля.
– Они сказали, что мы коммунисты, поэтому папу где-то пытают.
– Его нигде не пытают, – сказала бабуля. – Кто же такое сказал?
– Дети, с которыми я подралась, – сказала я. – Откуда ты знаешь, что его не пытают?
Я снова взяла воображаемый мобильник и направила его на нее.
Бабуля спросила, не хочу ли я продолжить нашу редакционную встречу, но я не ответила. Затем она спросила, знаю ли я, что такое биолюминесценция. Я давила хлебные крошки большим пальцем и держала свою пасть закрытой.
– Это способность создавать свет внутри, – сказала бабуля. – Как светлячок. Думаю, в тебе это есть, Суиверу. Внутри тебя горит огонек, и твоя работа – не дать ему погаснуть.
– Я слишком маленькая, чтобы работать, – сказала я.
– А еще существуют рыбы с биолюминесценцией, – сказала бабуля. – Остракоды.
Я не раскрывала рта и скрестила руки.
– Первая попытка, мистер, – сказала она. – Хорошо, вторая попытка, мистер: лучше пойдем на крышу.
Она сказала, что хочет выйти на плоскую часть нашей крыши, которая находится над кухней и столовой, и выложить слова «ОПЛОТ ПОВСТАНЦЕВ» камнями или еще чем-нибудь, что мы сможем найти и что не сдует ветром. Она сказала, что эту надпись сможет увидеть Джей Гэтсби. Мне пришлось идти за бабулей, толкать ее вверх по лестнице и напоминать ей, чтобы она продолжала дышать. Она останавливалась на каждой ступеньке, оборачивалась, чтобы посмотреть на меня, и издавала громкие преувеличенные звуки дыхания, чтобы доказать, что она все еще жива.
– У нас нет камней, – сказала я. Когда мы поднялись на крышу, она сказала:
– Как насчет прищепок, что разбросаны по всему заднему двору?
– Мне они нужны для других вещей, – сказала я. – К тому же их потребуется миллион. Как насчет книг вместо прищепок?
И вот это было плохой идеей, срань господня.
Мама пришла домой с репетиции и заметила, что ее книг с особой полки на третьем этаже, где они, по идее, должны стоять вплотную, без щелей и идеально ровно, – что этих книг вообще нет на полке, и врубила на полную режим выжженной земли. «Какого гребаного хрена!» – закричала она сверху. Я вообще не ожидала, что она пойдет на третий этаж из-за Горда и усталости, но она услышала писк детектора дыма и сказала: «Вот же блядь, кажется, это придется делать мне», так как она знает, что я не смогу до него дотянуться, даже если встану на стул, и она потопала туда с новой батарейкой. А теперь она орет, что если я заложила книги с ее особой полки, то она, блядь, сойдет с ума! Мне захотелось сказать ей, что насчет этого она поздновато спохватилась. Она так говорит, потому что однажды я заложила шесть ее ненужных книг – не те, что с ее специальной полки, а те, которые уже лежали в гребаной коробке, чтобы отправиться в фонд для диабетиков, – чтобы купить гребаный журнал «Арчи Дайджест», который она не одобряет из-за женских стереотипов и на который она ни за что не дала бы мне денег!
Я кричала с нижней ступеньки лестницы. Она кричала сверху:
– Это книги, которые помогают мне жить! Эти книги – моя жизнь!
– А ну спускайся сюда! – кричала я. – Это я – твоя гребаная жизнь!
Когда она спустилась вниз, я протянула ей масло орегано.
– Вот, прими, – сказала я, чтобы она успокоилась, но она швырнула его в стену гостиной, и бутылка разбилась, а масло потекло по репродукции Диего Риверы, которую я купила ей в Детройте ко дню рождения на бабулины деньги. Тогда она расплакалась и сказала, что ей очень, очень жаль. Я обняла ее и ответила, что все в порядке, что капающее масло добавляет картине характера – она всегда так говорит о поврежденных вещах. Например, когда я упала на лед во время защиты «Снежного городка» (я в этой игре чемпионка) и с лица у меня сошел целый слой кожи – она сказала, что ссадины добавляют характера. А ее книги никуда не делись, они просто на крыше.
Когда мама поднялась по лестнице и посмотрела на слова на крыше, выложенные ее книгами, она прикрыла рот рукой. Из-под руки она тихо сказала мне, что будет внизу и что я могу собрать все книги и поставить их обратно в алфавитном порядке на ее особую полку, вплотную и идеально ровно. Она говорила очень зловеще-тихо. Я задумалась, не боится ли внутри нее Горд. Мне сразу захотелось ей сказать, что это бабуля придумала выложить слова на крыше, но товарищей сдавать нельзя. Когда я перетащила
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!