Год маркетолога - Игорь Симонов

Посадка закончилась. Два места в среднем ряду так и остались свободными, правда, ненадолго. Буквально через минуту в них устроился стодвадцатикилограммовый толстяк, решив, таким образом, проблему размещения. Мужчина, сидевший до этого рядом с ним, вздохнул с облегчением. Спасибо тебе, толстяк. Теперь и в самом деле можно было вчитаться в список фильмов.

– Простите, – сказала вдруг девушка, сняв наушники и повернувшись ко мне. У нее были зеленые глаза. – Мне там из сумки наверху достать нужно...

– Конечно, – я вскочил быстрее, чем следовало.

Пенсионного возраста стюардесса стремительно направилась ко мне. “Oh, sorry, just one second”, – извинился я. Рядом с моей сумкой стояла дорожная сумка “Fendi”. Я достал ее и протянул девушке. Пенсионерка объявила, что самолет не начнет движение, пока все пассажиры не займут свои места и не пристегнут ремни. Я поставил сумку на место, занял такое важное для меня кресло и пристегнул ремень.

– Извините, – сказала девушка.

– За что?

– Ну вот, вас из-за меня чуть не наругали.

– Наругали? – спросил я удивленно.

– Ну да, – засмеялась она. Кажется, она все время или смеялась, или улыбалась. – Наругали – так у нас в деревне говорили.

Господи, Боже ты мой! Услышать от двадцатилетней блондинки в бизнес-классе “Delta Airlines” – «у нас в деревне». Скорее уже «у нас в Оксфорде» или «у нас в Гарварде». При том, что последнее вполне может оказаться враньем. Не знаю, каким образом эти мысли отобразились на моем лице, но улыбка ее исчезла, губы чуть приоткрылись, она поправила волосы, заполняя паузу... Сейчас еще раз улыбнется и наденет наушники...

– Очень странно слышать, – сказал я.

– Что странно? – вроде бы все же образовалось продолжение разговора.

– Ну не знаю... мне кажется, сейчас никто не хочет признаваться, что он из деревни... тем более, если можно не признаваться. Хотя какая, по сути, разница, кто откуда, – надеюсь, не слишком снисходительно прозвучало.

– А-а, вы об этом, – будто бы даже разочарованно сказала она, ожидая от меня чего-нибудь, может быть, более умного. – Да нет, я москвичка, просто в детстве лето всегда проводила у бабушки в деревне, вот и привыкла так говорить. Вы, кстати, не первый, кто удивляется.

– Это уж можно не сомневаться, что не первый, и не второй, и не третий. И далеко деревня?

– В Смоленской области. Но такая настоящая. С шоссе сворачиваете, и полчаса еще ехать.

– Бываете там сейчас?

– Конечно, – удивилась она. – Там же бабушка и дедушка. Я прилетаю когда в Москву, всегда стараюсь хотя бы на день туда. Летом на сеновале сплю, как в детстве.

Самолет тяжело разбежался и плавно взлетел. Настя украдкой от меня перекрестилась и что-то прошептала. Я просто закрыл глаза. Я всегда закрываю глаза, когда самолет взлетает или садится. Не то чтобы боюсь – просто привычка. Но сейчас нельзя было долго сидеть с закрытыми глазами. Я повернулся – Настя смотрела в иллюминатор на стремительно удаляющийся город.

– Вы часто здесь бываете? – спросил я.

– Третий раз.

– Нравится?

– Не знаю. Вообще здесь прикольно, модельеры хорошие, фотографы отличные, но работа – она везде работа. Вы ведь, наверное, так же думаете?

– Почему?

– Ну, в костюме, с ноутбуком. Галстук, наверное, в машине сняли, а переодеться времени не было. Хотите, догадаюсь почему?

– Почему?

– Из гостиницы выписываться надо было в двенадцать, а совещание или что там у вас позже закончилось. Угадала? – довольно спросила она.

– Стопроцентное попадание. – Девушка Настя все больше меня удивляла. Я бы даже сказал – интересовала.

– Настя, для своих...

– Скольких? – залилась она смехом.

– Думаю, двадцати.

– У-у, тоже почти угадали. Двадцати одного. Так что для своих...

– Я скажу так: вы очень проницательны.

– «Умны», конечно, прозвучало бы лучше. Ну понятно, боитесь пока: про блондинку нельзя сразу сказать, что умная. Были бы у меня черные волосы – точно сказали бы «умны».

– Давай на «ты», – предложил я, – тем более уже и напитки развозят. Так что можно по-настоящему – на брудершафт.

– Можно, только я один глоток.

– Хорошо. Красное, белое?

– Красное, пожалуйста, – и потом повторила на английском пенсионерке-стюардессе, решившей, по-видимому, взять над нами шефство: – И еще, пожалуйста, минеральной воды.

– Cabernet Sauvignon or Cotes du Rhone? – спросила пенсионерка.

– Одна кислятина, здесь хорошего не подадут, – я посмотрел на Настю, она пожала плечами. – ОК, let it be Cabernet.

Мы церемонно коснулись бокалами с красным вином.

– Целоваться не предлагаю, – попытался я пошутить.

– Предложи, – спокойно сказала она и снова залилась смехом, посмотрев на меня. Поставила свой бокал на разделяющий нас маленький столик, перегнулась в кресле и чуть дотронулась губами до моей щеки. – Теперь все по правилам.

Наверное, я глупо и радостно улыбался, наверное, хотел сказать что-то умное и смешное. Может, я хотел изобразить из себя взрослого опытного мужика на пятнадцать лет старше ее. И, наверное, в тот момент это было совершенно невозможно.

– Расслабься, пожалуйста, – сказала Настя. – Ведь смешно получилось?

– Да, – сказал я и все-таки не удержался: – Похоже, у тебя большой опыт.

– Что-что? – только что она улыбалась, и вот уже скользит куда-то взгляд мимо меня. – Ты сейчас можешь сказать шутку, о которой потом будешь жалеть, поэтому лучше ничего не говори, – и она снова надела наушники и повернулась к иллюминатору.

– Что будете на ужин? – проскрипела у моего кресла пенсионерка. Я дотронулся до Настиной руки, она повернулась, сняла наушники и сказала: «Пасту, пожалуйста». – «Мне тоже».

– Еще вина?

– Спасибо, нет.

– Спасибо, да.

Следующие полчаса я провел в невеселых размышлениях. Я действительно чуть было не обидел ее. Неужели так велика наша возрастная разница, что не могу легко и непринужденно общаться с этой милой веселой девушкой, которой наверняка пришлось за свою короткую жизнь наслушаться и насмотреться всякой дряни, но удалось сохранить искренность и непосредственность. Или она просто принадлежит к другому поколению, которое и в школу-то начало ходить, когда слово «секс» перестало быть запретным. Или просто разница между нею, такой, какая она есть, и мной, таким, какой я есть. Но такого вывода я точно принять не мог. Какой бы ни была она замечательной девушкой, а это, кстати, надо было еще доказать, но я-то будущий генеральный директор большой компании. И вообще, это все несправедливо.