Роман строгого режима - Кирилл Казанцев

— Милый, повиси всего минутку… — прошептала Лида, закрывая за ним окно.

Как это мило. Он висел на хлипком козырьке, напрягая пальцы, сверкал голой задницей на весь поселок! Хорошо, что ночь и в округе не толпятся рукоплещущие зрители! Пальцы сводило судорогой. Он оттянул левую ногу, чтобы достать до водосточной трубы. Достал — и что дальше? Это с трубы на подоконник можно, а вот обратно — уже проблема. Нужно встать на карниз, вытянуть хотя бы две конечности — верхнюю и нижнюю. Но если встанет, его увидят из комнаты. Да и как подтянуться? — он уже не мог… Он тужился, держался, отыскивал ногой какую-нибудь выемку в стене. Но нога срывалась, пальцы выкручивала судорога. Он напряженно вслушивался, но различал лишь глухие голоса. Вот сородичи обозрели мордашку дочери — весьма странную для этого времени суток, зачистили комнату, заглянули в ванную, поводили носом — что за чуждый дух тут витает? Вот решили подойти к окну. Можно и не открывать, просто убедиться, что на карнизе не сидит какой-нибудь голубь, а скрюченные пальцы, сползающие с карниза, в темноте не видно…

Да уж, приключение. Прощай, Леха. Пальцы разжались, и Алексей Корчагин, призывая себя не орать и тем более не материться, махая ногами, полетел вниз! Он рухнул спиной на собственную жилетку, которая, вылетая из окна, расправилась и накрыла смородиновый куст. На нем уже проклюнулись листочки, но, разумеется, не было ягод! Куст отпружинил, боль была терпимой, но ощущения — просто улетные! Трещали и ломались ветви, острые побеги вонзались в плечи и ноги. Он лежал потрясенный, переживая ярчайшее в жизни впечатление, благоговейно смотрел на иссиня-черное небо, усыпанное мириадами подмигивающих звезд.

— Спасибо, Господи, — пробормотал Леха. — Ты сегодня такой снисходительный… — и откинул голову, закачался в подозрительно колючем гамаке…

Секунд через тридцать распахнулось окно и гулкий шепот возвестил:

— Обыск прошел успешно, подозрительных предметов не найдено… Милый, давай руку… Ой, а ты где? — В ее голосе зазвучал неподдельный испуг. — Ты упал или взлетел? Ты жив?

— Да, несомненно, — ворчливо донеслось из темноты.

— Слава богу, а я уж подумала… Ты сможешь подняться?

— А я уже поднялся, — прозвучало сбоку, и девушка отшатнулась. На подоконник с водосточной трубы переметнулось нечто и заключило ее в крепкие мужские объятия…

В одиннадцать утра, отчасти выспавшийся, он уже трудился в своем хозяйстве, которое в народе много лет назад окрестили «ранчо Корчагина», да так и прижилось. Отец удалился от дел, пережив опасный инсульт, и всю свою головную боль передал сыну. Теперь он лишь изредка навещал бывшую вотчину с «инспекторскими проверками» и массой полезных советов. В советские времена на восточной окраине Аргабаша располагалось племенное хозяйство под эгидой государства. Здесь «доводили» и улучшали породы местных алтайских скакунов, пестовали рысаков, имелся целый табун «буденновцев». Но уже в восьмидесятые хозяйство развалилось, пришло в упадок. В начале девяностых, когда Алексей пешком под лошадь ходил, Дмитрий Иванович рискнул взвалить на себя этот тяжкий груз. «Научную часть», разумеется, исключили, но конюшни, места для выгула и вольтижировки привели в порядок, обновили. В хозяйстве объезжали необъезженных лошадей, укрощали строптивых, работал клуб любителей верховой езды. Готовили лошадей для конного туризма — заказов было много ввиду наличия под боком озера Алтын-Коль, множества баз отдыха и туристических маршрутов, среди которых хватало и конных. Тренировали лошадей для конкура — состязаний по преодолению преград, для скачек. К отцу обращались коммерсанты со всей Сибири — не только с Алтая. Апофеозом его работы стала убедительная победа трехлетнего гнедого жеребца по кличке Индеец на ежегодной выставке в Казани «Кони, мои кони» — он затмил буквально всех непревзойденной статью и практически человеческим интеллектом…

Этим утром он объезжал вороного жеребца по кличке Вампир. Упрямое животное, имеющее собственный взгляд на мир, привез две недели назад некий обеспеченный господин из Рубцовска. Жеребец ему чем-то приглянулся, просил объездить и обуздать дикий норов. Конь действительно попался злой, горячий, живущий явно не по «понятиям». Впрочем, в каноны он укладывался: самая злобная — вороная масть. Рыжим не хватает выносливости. У белых и буланых — нежная конструкция, телам не хватает мускулистости и упругости. А вот гнедые — самые надежные. Во всем. На них всегда можно положиться — если относишься к ним с душой и пониманием. Впрочем, жеребец господина из Рубцовска был божественно красив. Рослый в холке, с абсолютно черной гривой и таким же хвостом — без капли седины или еще каких-то примесей. Спортивное тело, волоокий взор, в припадке гнева глаза превращались в воспаленные фонари…

Но те времена уже прошли. Вампир присмирел, слушался команд, послушно закусывал удила и уже научился понимать, где «сено», а где «солома». Он трусил по кругу умеренной рысью — то переходил на шаг, подчиняясь воле наездника, то срывался в карьер, когда Алексей его пришпоривал и отпускал удила. Леха чувствовал себя, в принципе, неплохо. День выдался солнечный, душу грели приятные воспоминания. Были, впрочем, и неприятные — вроде падения из окна или ночных приключений с друзьями, с участием битых морд и костра из анаши. Но об этом он старался не думать. Все решится, у него ведь есть голова на плечах?

Работы было море. А после «массовых увольнений», которым он подверг свои «авгиевы конюшни», — еще больше. Но поработать удалось минут пятнадцать, после чего начались паломничества — одно за другим! Первой прибыла машина из районного управления внутренних дел. Остановилась на обочине под раскидистым столетним дубом, с заднего сиденья высадились двое и побрели к плетеной загородке. Алексей скрестил пальцы и покосился через плечо. Ворота в конюшню были открыты. Конюх Рябченко (не замеченный в связях с Раковичем, а потому сохранивший «хлебную» должность) еще минуту назад был на виду, драил пегого Казбека, которым Алексей планировал заняться после обеда. А теперь пропал — вместе с ведром. Только Казбек, недобро пыхтя, смотрел на приближающихся милиционеров — можно подумать, что-то понимал…

Гости были высокие и, безусловно, дорогие. Первым тащился целый майор — начальник управления, Гаркун Егор Тимофеевич. Главный мент в славном городе Аргабаш. Мужику было глубоко за пятьдесят, он имел избыточный вес, страдал одышкой. «Заинтересованные стороны» сходились во мнении, что Егор Тимофеевич нормальный мужик. Не самодур, без подлости, неплохо разбирается в жизни и в людях. И если уж милиция неизбежное зло, то пусть за порядком в городе взирает именно он, а не кто-то другой. Его сопровождал капитан Пузыкин — неприятный, неряшливый и рябой тип («шилом бритый» — говорят про таких в определенных кругах общества). Капитан к загородке не пошел, смерил конюшни брезгливым взглядом, повернулся боком и уставился на столетний дуб. Одновременно начал ковырять в носу.

— Приветствую, Алексей, — припадая к загородке, прокряхтел майор.

— Доброе утро, Егор Тимофеевич. — Корчагин подъехал к ограде с внутренней стороны, и майор невольно отстранился — наличие звериной морды в зоне личного пространства не всегда радует. Алексей потянул носом — от местного «шерифа» сквозило перегаром. — Вы неважно выглядите, Егор Тимофеевич.