Парижское приключение - Элизабет Эштон

— Одна я не поеду, а тебя это не привлекает.

— Не привлекает. Я думаю, что Париж ничем не отличается от других городов.

— Только не для меня. Сняться в Париже в одежде парижских модельеров — моя голубая мечта.

— Рени, дорогая, иногда ты говоришь такой вздор, — Барри недовольно поморщился.

— Ой, ладно, этого тебе никогда не понять. — Она коснулась пальцем его свитера из грубой пряжи. — Ты совсем не разбираешься в моде.

— Надеюсь, что нет! — Барри поразила сама мысль об этом. Интерес мужчины к одежде, по его мнению, был проявлением изнеженности. Сам он стремился к скромности и простоте в одежде.

— Между прочим, если взять лучших модельеров, то все они мужчины, — вставила Рени.

— Если только этих творцов можно назвать мужчинами. Я не понимаю, как настоящий мужчина может выбрать эту профессию. Извращенцы какие-то.

Рени рассмеялась и прижалась щекой к его плечу.

— Милый Барри, тебе легко жить: ты так просто классифицируешь людей, исходя из своих принципов. Надеюсь, меня ты не считаешь извращенкой?

— Мне не нравится, когда выставляют себя напоказ, — сухо сказал Барри, но потом смягчился. — Но я не спорю, у тебя есть что показать. — Он обнял ее за плечи. — Честно говоря, Рин, я ревную, мне не нравится, когда другие глазеют на то, что принадлежит мне.

Такие признания, так же как и ласки, нечасто исходили от него. Она прильнула к Барри, чувствуя защиту и надежность его крепких рук.

— Именно поэтому я и сказала, что брошу работу, — сказала Рени, страстно желая угодить ему, — но мне сначала придется возместить все свои затраты на гардероб и парикмахеров. Несколько зарубежных контрактов быстро окупят все мои расходы, ведь они хорошо оплачиваются.

— Неужели? — улыбнулся Барри. — Судя по тому количеству нарядов, в которых я тебя видел, тебе придется работать всю оставшуюся жизнь, чтобы рассчитаться по всем счетам.

— Ну пет, Барри. Я говорю серьезно.

— Правда, дорогая? Ну что ж, я рад это слышать, — сказал он, хотя в глубине души сомневался в твердости ее намерений. — Но в любом случае мы договорились, что ты бросишь работу, когда мы поженимся, не так ли?

Она вздохнула. Их женитьба, похоже, состоится не скоро, а Рени, растроганной сегодняшним разговором, хотелось приблизить этот день.

— Это случится гораздо раньше.

Из прибрежных камышей в воздух поднялась цапля и пролетела над их головами, хлопая огромными крыльями и издавая резкие крики. Рени охватила дрожь. Огромные тучи заволакивали небо, становилось холодно, все вокруг помрачнело, и цапля как будто смеялась над нею.

Барри снял руку с ее плеча и посмотрел на часы.

— Пора возвращаться, — сказал он. — Скоро стемнеет. Она молча шла вдоль насыпи впереди Барри, и безотчетная тревога росла в ее душе.

— Милая, ну постарайся быть еще чуть естественнее, — донесся из-за аппарата голос Билла Симмонса. — Я знаю, ветер холодный, но ты должна выглядеть так, как будто нежишься под июльским солнцем.

Рени попыталась унять дрожь и заученно улыбнулась. Поездка в Париж так и не состоялась. Вместо этого Ава Брент взяла ее в Бретань, и в этом приморском Париже ей пришлось демонстрировать пляжные костюмы. Это был популярный курорт Ла Боль, и они сочли, что здесь должно быть не так холодно, как на северном побережье в Туку, и не так людно, как на Ривьере.

Главным достоинством этого места была бухта — пять миль нескончаемого песка от Порнише до Ле Пулижана. Всего лишь сто лет тому назад здесь были только дюны да ели, выходящие к пляжу; потом в один прекрасный день это место было открыто, и более того, медики объявили его целебным. Началось строительство, и в между войнами Ла Боль стал чрезвычайно популярен. В его недавно отстроенной западной части Ла Боль-ле-Пен все сверкало и блестело — меж сосен проглядывали беленые виллы и шале, а вдоль побережья выстроились отели, рестораны и казино. Бухта уходила глубоко на юг и была надежно защищена от волн Атлантики, здешний климат славился мягкостью, и даже в это время года светило солнце. Но сейчас, хотя небо было безупречно голубым, дул холодный ветер.

Их поездка преследовала несколько целей. Помимо страниц, отведенных новым моделям одежды, в журнале намечалась статья о южной Бретани, и фотографы после работы с Рени должны были отправиться на север, в Гранд Бьер, — странные болотистые земли, где можно изредка встретить одинокие беленые домики, крытые тростником и соломой, где почти круглый год единственным средством сообщения с миром служит лодка-плоскодонка. Когда и с этим будет покончено, вся команда вернется в Англию.

Ле Пулижан, располагавшийся в восточной части бухты, был отделен от Ла Боля узким морским каналом, по которому курсировали тральщики и прогулочные яхты. Рени уже позировала на их фоне, демонстрируя одежду для прогулок на яхтах. Сейчас команда, покинув рыбацкий порт, где заканчивался пляж, перебралась выше, на пустынный скалистый берег, который Ава сочла более выразительной декорацией для купальников и пляжных костюмов.

Рени стояла на фоне красных причудливых скал, изъеденных зимними штормами, и ощущала ступнями плотный белый песок, состоящий из стертых в порошок крошечных спиральных ракушек, множество которых нетронутыми усыпали пляж. Они приступили к работе рано утром, чтобы избежать зрителей, и сияние восходящего солнца было как нельзя более кстати для фотографий Симмонса, но хотя они и надеялись найти укрытие среди скал, для модели ветер был неприятно колючим.

— Я знаю, что ты замерзла, — резко сказала Ава, — но мы постараемся быстрее. Билл, поторопись и прекрати болтать.

Билл Симмонс сделал пару вспышек, и Рени бросилась к полосатой палатке, где она переодевалась. На ней было легкое летнее платье, но она знала, что худшее еще впереди: на очереди были бикини.

— Ни капли жалости к живым существам, — сказала она ассистентке, поджидавшей ее с чашкой горячего кофе из термоса.

Карен Ньюби, секретарь Авы, одновременно тащившая на себе всю черновую работу, сочувственно хмыкнула.

— Оборотная сторона работы модели. Нет смысла давать в журнале новые купальные костюмы, когда люди в отпусках и уже купили все необходимое. А солнце сегодня довольно теплое.

Рени облачилась в две полоски — нижнюю и верхнюю — а сверху надела свою шубку.

— Ну, если Билли будет мурыжить меня и в этом наряде, я убью его, — зло сказала Рени и направилась обратно к месту действия.

Она стояла на фоне скалистой вершины — тонкая и смуглая; загар не был натуральным, март — неподходящее время для солнечных ванн, но медово-золотистый цвет ее волос был совершенно естественным, и ветер, столь нелюбимый ею, играл ими. Взгляд ее глубоких глаз был устремлен в море, но красивый рот сердито скривился, когда Рени почувствовала, что покрылась гусиной кожей.