Любовь и смерть в толпе - Наталья Андреева

Первый раз Любу вызвали к нему в клинику через месяц после аварии. Однокурсница, которая работала теперь здесь штатным психологом.

— Ничего не могу с ним сделать, — пожаловалась она. — Лечение не идет впрок. Кости срастаются плохо. Обратились ко мне. А я бессильна. Он ни на что не реагирует. Лежит, в потолок смотрит. Не идет на контакт. Может, тебе с ним поговорить?

— А почему я? — растерялась Люба.

— Ну как же? Извини, что об этом напоминаю, но…

Люба и так уже все поняла. Несколько лет назад она тоже потеряла мужа и не родившегося ребенка. И тоже в результате аварии. Она все это пережила. Им с Климовым есть о чем поговорить. Но как же это больно!

— Я понимаю, — беспомощно сказала однокурсница. — Но и ты пойми. Мне же каждый день звонят! На меня давят! Это же не простой человек!

— А если бы был простой? — не удержалась Люба. И, догадавшись, спросила: — Тебе хорошо заплатили?

— Ты тоже не останешься в накладе, — заторопилась подруга.

— Ты скажи только: что от него требуется?

— Чтобы он бумаги подписал. У него же контрольный пакет акций. А он не сегодня-завтра… В общем, ты понимаешь.

— Нет, — честно сказала Люба. — Надо, чтобы он выжил или чтобы акции продал?

— Я не знаю, — развела руками знакомая. — Честно. Надо, чтобы он хотя бы пришел в себя. Начал есть. Его ж насильно кормят! И хоть что-нибудь сказал бы.

Люба еле слышно вздохнула. Вспомнила, как долго пыталась оправиться после трагедии, произошедшей с ней самой. Заперлась в четырех стенах, боялась выходить на улицу. Едва оказывалась в открытом пространстве, сердце начинало трепыхаться, как заячий хвостик, давление подскакивало. Страх. Липкий, противный страх. Это лечится только временем. И словом.

Она поехала к Климову. Попыталась наладить с ним контакт. Первое время он никак не реагировал. Лежал, отвернувшись к стене, и молчал. Первое слово, которое она от него услышала, было:

— Больно.

— Больно где? В груди? Сердце?

Климов положил руку на грудь и отрицательно покачал головой. Да, в груди, но это не сердце. Люба его поняла. Душа болит. Хорошо хоть, болит. Не умерла. Болит, значит, у него есть шанс выжить. В таких случаях надо сказать: «Жизнь продолжается». Но разве это жизнь, если самые близкие тебе люди ушли безвозвратно?

Заговорила она. Рассказывала ему о себе, о том, что случилось несколько лет назад. Климов слушал. Или не слушал. Люба продолжала говорить. Ее монолог продолжался неделю. В конце концов он узнал о ней все. А она о нем по-прежнему ничего не знала. Но вскоре ему стало легче. Люба потратила на него полтора месяца. Климов пришел в себя, стал нормально питаться, пить, спать, но был по-прежнему молчалив. Так же молча он выписался из больницы. Люба вздохнула с облегчением. Но через месяц Георгий Кимович попытался покончить с собой. И вновь угодил в больницу.

Этот раз был третьим. Причина — больное сердце. И как итог — больничная палата. Но к Любе Климов уже привык и хоть и неохотно, но стал с ней разговаривать. Ему прописали постельный режим, усиленное питание, хороший уход. И — беседы с психотерапевтом. Он принял только Любовь Александровну Петрову. А однажды случилось то, чего она, собственно и добивалась. Климов пошел с ней на контакт!

— Георгий Кимович, ну подумайте, — взмолилась Люба. — Неужели вам не для чего жить?

И лицо Климова вдруг осветилось.

— Есть! — сказал он. — Я вспомнил: есть!

— Ну, слава богу! — обрадовалась Люба.

А Георгий Кимович начал рассказывать:

— Перед тем как уйти в армию, я женился. Я тогда жил в глубинке, километрах в восьмистах от Москвы. В деревне Ольховка. И, знаете, как это бывает. Дело молодое. Закрутил с одной. А тут повестка пришла. Мать моя была женщина гм-м-м… как бы это сказать? Энергичная. Взяла да и поженила нас. Уже на сверхсрочной я получил от жены телеграмму О том, что у меня родилась дочь.

— Вот как? — подалась вперед Люба. — И где она сейчас?

— Не знаю, — развел руками Климов. — Честно сказать, я поступил непорядочно. С женой мы не ужились. А тут еще выяснилось, что, пока я был в армии, она загуляла. Но ребенок мой, — с уверенностью сказал Климов. — Родился через девять месяцев после свадьбы. Все, как положено. И похожа Маша на меня. Подбородок точно Климовский. Тут у меня сомнений нет. Когда я узнал, что жена без меня загуляла, разозлился. Плюнул на все и подался в столицу. Устроился на работу, получил общежитие. Потом поступил в институт. Так началась моя карьера. Деньги я какое-то время жене высылал, но потом мне вдруг стали их возвращать. Справлялся, сказали, что адресат выбыл. Я так понял, что бывшая жена денег от меня больше не хочет. Значит, устроила свою судьбу. Ну и я успокоился. Меня повысили в должности, сделали начальником цеха. Через несколько лет я встретился с Анной.

Он вдруг помрачнел. И замолчал. Люба не стала его торопить. Анной звали его погибшую жену. После паузы Георгий Кимович продолжил:

— То есть я давно на нее заглядывался, но она на меня внимания не обращала. Если бы вы знали, какая это была женщина! Богиня! — с чувством сказал Климов. — Она работала секретаршей при нашем директоре, — тихо продолжил он. — Разные ходили слухи, но я им не верил. Вскоре после того, как мы поженились, Аня ушла в декретный отпуск. И больше уже никогда не работала.

— Сколько лет вашей дочери? — также тихо спросила Анна.

— Дайте подумать, — наморщил лоб Климов. -Тридцать три, кажется.

— Где она? Что с ней?

— Не знаю, — беспомощно развел руками Георгий Кимович. — Должно быть, замужем. И у меня внуки. Да-да, внуки! — вдруг оживился он.

— Ну вот видите! Надо же их найти!

— Да, — кивнул Климов. — Надо. Бывшая жена, разумеется, вышла замуж. И сменила фамилию. Ее будет трудно найти. Но дочь-то записана на меня! Климова Мария Георгиевна.

— Вот и надо обратиться в частное детективное агентство, чтобы они нашли Климову Марию Георгиевну. И ее детей.

— Какой же я дурак! — хлопнул себя по лбу Климов. — А вдруг они нуждаются? Живут бедно? И вообще: где они живут? Это ж родная кровь! Вот кому я все оставлю!

— Вы не волнуйтесь так, Георгий Кимович, — попыталась успокоить его Люба. — Вы же их совсем не знаете.

— Как же! Родная же кровь! — не унимался Климов. — Моя! Не чужие люди. Мне надо срочно сделать звонок. Дайте мне телефон.

С тех пор его словно подменили. Найти свою дочь — это стало у Климова идеей фикс. Он только об этом и говорил. И каждый день справлялся: как идут дела? Врачи вновь стали опасаться за его здоровье.

— Ему нельзя так волноваться! — внушали они Любе.

— А разве я его волную? Вы же сами просили вернуть его к жизни!

— Такие резкие переходы из одного состояния в другое вредят его изношенному сердцу. Притормозите его.