Видоизмененный углерод - Ричард Морган

— Я…

Но тут Кристина Ортега решительно увела меня прочь, схватив под руку движением, в котором чувствовалось много практики. Я вежливо, но не менее решительно стряхнул с себя её руку.

— Мы куда-нибудь спешим?

— Полагаю, и нас, и вас ждут более приятные занятия, — не разжимая губ, процедила она, разглядывая своих подчиненных, отбивавшихся от митингующих с листовками.

— А что, если я хотел поговорить с этой женщиной?

— Да? А мне показалось, вы собирались свернуть ей шею.

— Это моя оболочка. По-моему, над ней поработали нейрохимики, и женщина непроизвольно задела какую-то струну. Видите ли, большинству людей после выгрузки позволяют полежать несколько часов. Так что я немного не в себе.

Я посмотрел на зажатый в руке листок. «МОЖЕТ ЛИ МАШИНА СПАСТИ ДУШУ?» — гласил риторический вопрос. Слово «машина» напечатали шрифтом, подражающим шрифту архаичных компьютерных дисплеев. «Душа» была выведена переливающимися стереографическими буквами, плясавшими по всему листу. Я перевернул его, желая узнать ответ.

«НЕТ!!!!»

— Значит, против криогенной подвески они ничего не имеют, но переправка людей в оцифрованном виде им не по душе. Любопытно. — Я оглянулся, задумчиво глядя на транспаранты. — А что такое резолюция номер 653?

— Это одно дело, которое в настоящее время разбирается судом Объединенных Наций, — объяснила Ортега. — Прокурор Бей-Сити хочет допросить католичку, находящуюся на хранении. Главного свидетеля. Ватикан утверждает, что она уже умерла и находится в руках Господа. Католики считают подобный допрос святотатством.

— Понятно. Можно не спрашивать, на чьей стороне ваши симпатии.

Остановившись, она посмотрела мне прямо в глаза.

— Ковач, я ненавижу этих проклятых извращенцев. Они издевались над нами в течение двух с половиной тысяч лет. Ни одна другая организация в истории человечества неповинна в стольких страданиях. Представляете себе, католики даже не позволяют последователям своей религии планировать рождаемость, чёрт побери! За последние пять столетий они выступали против всех медицинских открытий. Наверное, единственное, что можно сказать в их пользу: неприятие процесса оцифровки человеческого сознания не позволяет этой заразе распространиться на человечество.

Как выяснилось, мне предстояло путешествовать в видавшем виды, но бесспорно быстроходном транспорте «Локхид-Митома», выкрашенном, насколько я мог понять, в полицейские цвета. Мне приходилось летать в «Лок-Митах» на Шарии, но там они были матово-чёрными, невидимыми для радаров. По сравнению с ними красные и белые полосы на транспорте казались кричащими. В кабине неподвижно сидел пилот в солнцезащитных очках, таких же, как и у остальных членов группы Ортеги. Люк уже был открыт. Когда мы поднялись на борт, Ортега постучала по крышке люка, и турбины с шепотом пробудились к жизни.

Я помог одному из «ирокезов» закрыть дверь, после чего, преодолевая перегрузку при взлете, пробрался к иллюминатору. Транспорт по спирали взмыл вверх, и я выкрутил шею, провожая взглядом собравшуюся перед терминалом толпу. Набрав метров сто, транспорт выровнялся в полете и чуть опустил нос. Упав в объятия кресла, автоматически принимающего форму того, кто в нем сидит, я поймал на себе пристальный взгляд Ортеги.

— Вижу, вас они очень заинтересовали, да? — спросила она.

— Я чувствую себя туристом. Можете ответить на один вопрос?

— Если смогу, обязательно отвечу.

— Так вот, если эти ребята не признают контроля за рождаемостью, их должна наплодиться целая туча, правда? А Землю никак нельзя сравнить с кипучим ульем… Почему они до сих пор не прибрали все к рукам?

Переглянувшись со своими людьми, Ортега неприятно ухмыльнулась.

— Хранение, — сказал «ирокез», сидящий слева от меня.

Я хлопнул себя по затылку и тотчас подумал, используется ли на Земле такой жест. Вообще-то это стандартное выражение недоумения, но на разных планетах его могут толковать по-разному.

— Хранение. Ну конечно. — Я вгляделся в лица полицейских. — И для них нет никаких исключений?

— Никаких.

Почему-то этот небольшой обмен фразами сделал нас приятелями. «Ирокезы» расслабились. Ответивший мне заговорил снова, объясняя:

— Для них что десять лет, что три месяца — все одно. Каждый раз это равносильно смертному приговору. Они не возвращаются со склада. Здорово, правда?

Я кивнул.

— Очень аккуратно. А что происходит с телами?

Полицейский, сидевший напротив меня, неопределенно махнул рукой.

— Выкупаются родственниками, расчленяются для трансплантаций. Все зависит от конкретной семьи.

Отвернувшись, я уставился в иллюминатор.

— Что-нибудь случилось, Ковач?

Я повернулся к Ортеге, натянув на лицо свежую улыбку. Похоже, у меня это начинало получаться.

— Нет, ничего. Я просто подумал, что попал на незнакомую планету.

Полицейские расхохотались.

Вилла «Закат», 2 октября

Такеси-сан!

Получив это письмо, вы, несомненно, будете сбиты с толку. Приношу вам свои искренние извинения, но я позаботился о том, чтобы навыки, полученные в Корпусе чрезвычайных посланников, позволили наилучшим образом выполнить стоящую перед вами задачу. Одновременно заверяю, что я бы ни за что не втянул вас в это дело, если бы мое положение не было столь безвыходным.

Меня зовут Лоренс Банкрофт. Поскольку вы вернулись из колоний, это имя скорее всего ничего для вас не значит. Достаточно сказать, что здесь, на Земле, я считаюсь человеком богатым и влиятельным, вследствие чего нажил себе врагов. Полтора месяца назад меня убили, однако полиция по каким-то своим соображениям предпочла рассматривать случившееся как самоубийство. Поскольку убийцы в конечном счете не достигли своей цели, я имею все основания предполагать, что они предпримут новые попытки и в свете позиции, занятой полицией, вполне возможно, добьются успеха.

Естественно, у вас возникнет мысль, какое это имеет отношение к вам и почему вас извлекли из хранения и перетащили через сто восемьдесят шесть световых лет, раз речь идёт о событии местного характера. Мои адвокаты посоветовали мне нанять частного сыщика, но, принимая в расчет мое положение в здешнем обществе, я не могу доверять никому из местных. Вас мне порекомендовала Рейлина Кавахара, для которой, насколько я понял, восемь лет назад вы выполнили одно деликатное поручение на Новом Пекине.

Корпус чрезвычайных посланников смог обнаружить вас на Канагаве через двое суток после моего запроса о вашем местонахождении. Но, поскольку вы уволились со службы и занимались собственными делами, мне не дали никаких гарантий относительно вашей профессиональной пригодности. Однако я понял, что в настоящее время вы совершенно независимый человек.