Страсти лебединого болота - Пиня Копман

девичьем, о заветном,

в баньке парили бока,

мастурбируя слегка.

Разметавшись в неге томной

под божницей полутемной

в абсолютной наготе

(лишь снурочек на кресте)

говорит одна девица:

Скушно мне, хоть удавиться!

Кавалера не поймать –

Все жлобы, ипи их мать!

Уж какие там амуры!

Сексуальной нет культуры.

И ипёмся кое-как.

Оттого в стране бардак.

Честно вам скажу, сестрицы:

— Кабы я была царица

я б построила бордель

для послов иных земель,

для бояр да прочей знати

в самой теплой, светлой хате.

Чтоб культурно, гой-еси

поипаться на Руси.

Чтобы пить там мед да пиво

И чтоб было все красиво,

Чистота, помилуй Бог,

ни клопов, ни вшей, ни блох!

А культурные мамзели

по французскому б гундели.

Чтоб хоть секс слегка порой

Оживлял наш домострой.

Так, культурой сексуальной

Мы б прославились глобально

и в бордель со всей земли

перли б валом короли

Люд к культуре приобщится,

нрав у мужиков смягчится.

Так, что бабу станут звать

"куртизанка", а не флядь.

И Рассея возродится

c сексуальною столицей.

Честь царю. Спасибо мне.

Прибавление казне!

— Фи, бордель! Как это грубо!

Ей вторая кривит губы.

И, склонив головку вбок,

облизнула свой сосок.

— Впрочем, я с тобой согласна:

Без культуры жизнь ужасна.

Рвется к празднику душа,

да не выйдет ни шиша.

Плюнуть некуда культурно:

В царстве ни единой урны,

ни театра, ни кино.

Только лебля да вино.

Кабы я была царицей,

я бы создала, сестрицы,

посреди столичных луж

наш, Российский, Мулен Руж.

От Пекину до Британи

лучший зад — у русской Мани.

Что германец, что араб –

Все падки на наших баб.

Груди — словно те арбузы.

Обалдели б все французы

ежли б мы, средь ихних Канн,

да исполнили канкан.

Я б расклеила афиши

от подвала и до крыши,

и билетики б народ

раскупал на год вперед.

А потом, по Божьей воле,

покатили б на гастроли,

чтоб в Европе кажный гад

целовал Российский зад.

Докатили б до Парижу.

Мужики там хоть пожиже

но культурные уже:

любят, чтобы в неглиже.

Не меха богатство наше,

а Дуняши и Наташи.

Но такая уж страна –

их не ценят ни хрена.

Наши попы, наши танцы

покорили б иностранцев.

От культурного обмена

стала б польза непременно.

Уж какая там война,

если задница видна?

Закрепим культурны узы

политическим союзом.

Благоденствие стране,

честь царю и слава, — мне!

— Удивляюсь вам, сестрицы, –

третья молвила девица,

наклонясь вперед слегка,

и лизнула низ лобка.

— Вы болтаете пустое!

Дело бабское простое:

чтоб мужья довольны были.

А об этом вы забыли.

Коль не спит с царем жена,

Это ж хуже, чем война.

Говорят в народе грубо:

буй царя, что сук у дуба-

Он торчит и вдень и в ночь,

Кончить с бабою невмочь.

А стояк для мужика,–

что в зизде с гвоздем доска.

Так, сестрицы, не годится!

Если б я была царица

царь намного больше б знал

про минет и про анал.

Свечку взяв ладошкой нежной

в щелку сунула небрежно,

приоткрыв призывно рот,

стала двигать взад-вперед.

И притом вздыхала тяжко:

— Как страдает он, бедняжка!

Я б стояк ему снимала,

Я бы так его ласкала,

чтобы царь забыл и знать,

как хотеть и не кончать.

А спустя два-три годочка

родила б ему сыночка.

Молодца, богатыря,

словом, копию царя.

Мужики всегда гордятся,

коль у них сынки родятся.

Вот на этой-то волне

честь и слава будет мне!

Только вымолвить успела,

бани дверь с петель слетела.

Царь ворвался, бос и наг.

буй подьят, как ратный стяг.

Во все время разговора

он дрочил позад забора.

Два часа (помилуй, Бог!)

кончить все никак не мог.

— Здравствуй, красная девица! –

закричал он. — Будь царица!

Я ваш царь. Салтаном звать.

С лавки можешь не вставать.

Без вины и без причины

Я наказан как мужчина

Третий год как тот маньяк:

у меня всегда стояк.

Я уж радости не чаю,

хоть ипу, да не кончаю.

На хера мне царский трон,

если этого лишен?

Лекарь, сука, ставит клизмы,

кличет немощь приапизмом,

только ентот демагог

ни на грош мне не помог.

Коль спасешь меня, девица,

на тебе готов жениться.

Вот бумага, вот печать.

Начинай со мной кончать!

Вам же, милые сестрицы,

всем по лавкам разложиться

и лежать с закрытым ртом!

Вами я займусь потом.

Царь недолго собирался.

Здесь же, в баньке обвенчался:

пред налоем, босиком,

только буй накрыл платком.

Уж была ль любовь — признаю,

что до сих времен не знаю.

Да и царский перец с ней:

по расчету брак прочней.

Царь доволен был, как слон.

Лишь священник вышел вон,

повалил на пол девицу

Ии давай на ней жениться

чтоб обычай соблюсти,

раз, так, около шести.

А царица молодая,

дела вдаль не отлагая,

уж не знаю, чем да как,

но сняла царю стояк.

Говорит Салтан сестрицам:

— Я вас всех беру в столицу.

Хватит вам, ипёна мать,

в глухомани прозябать.

Я вас выдам за министров,

но не сразу, и не быстро.

Надо практику пройти,

лет не менее пяти.

Для одной на той неделе

место я найду в борделе.

Поработаешь на складе –

позже вырастешь до фляди,

а не острамишься там-

может, станешь и "Мадам".

А тебя, на днях, сестрица,

чтобы культуре подучиться

и искусству разных стран,

я отправлю в балаган.

Пообтешешься в кулисах,

станешь знатною актрисой,

и тогда, едрена вошь,

заголяйся скоко хошь!

Перед дальнею дорогой

поиплись еще немного,

и уже, в сплетеньи тел,

царь кончал, когда хотел.

***

Вот приехали в столицу.

В церковь царь повел царицу,

и пред всей тусой блатной

он назвал ее женой.

Показал ее народу,

дал колодникам свободу,

чтобы знали стар и млад,

как их царь женитьбе рад.

Пир веселый задал знати,

роздал по полтине рати,

приказал: "Всем ликовать!"

и отправился в кровать.

Царский терем закачался.

Царь, считай, с цепи сорвался.

Гадом буду, коль загну:

месяц кряду йоб жену.

Сверху, снизу, сбоку, сзади,

и при свете, и не глядя,

на полу и на полати,

и привязанным к кровати,

в позе рыбки, в позе птички,

всунув внутрь две клубнички.

А к пятнадцатому утру,

изучая Камасутру,

принимал такие позы, –

хрен распутаешь без дозы.

И использовал игриво

масло розы и оливы

лепестки цветов из сада,

благовония Багдада,

и египетский экстракт

чтоб острей казался акт.

Да с массажем, со щекоткой,