Рельсы - Чайна Мьевилль
Шрифт:
Интервал:
Через пару минут на мачте поднялся узкий треугольный флажок. Шэм долго глядел вслед удалявшемуся поезду. Он еще не в совершенстве постиг язык флагов, но этот сигнал был ему знаком. Капитан получила такой ответ: «Извините, нет».
Стоял холод, хотя и не столь беспощадный, как в Арктике. Шэм наблюдал за бурной жизнью обитателей подземного мира. В земле копошились крупные голые черви. Жуки величиной с ладонь. В корнях деревьев и останках ржавого железа и стеклянного утиля проживали лисы и бандикуты. Спускался туман, постепенно скрывая рельсы.
— Суурап, — сказал Вуринам. Паровозный боцман был сосредоточен, он примерял новую шляпу. Для него новую. Спрятав под нее свои черные волосы, Вуринам то сдвигал ее на затылок, то, наоборот, нахлобучивал на самые глаза, поворачиваясь то лицом, то спиной к ветру.
— Ты что, не слышал, как я тебе кричал? — спросил он. — Или не хотел посмотреть?
— Хотел, — сказал Шэм. — Только иногда этого мало.
— Трудновато тебе придется на этой работе, — продолжал Вуринам. — Раз тебя даже потасовка со зверями так огорчает.
— Работа и это — разные вещи, — отвечал Шэм — Совсем разные. Во-первых, на крота охотятся не смеха ради. А во-вторых, он ведь тоже может нас убить.
— Не исключено, — согласился Вуринам. — Значит, все дело в размере? Если бы, скажем, Яшкан дрался с парой кротовых крыс или другой тварью своего размера, то ты бы не возражал?
— Я сам бы на него поставил, — буркнул Шэм.
— В следующий раз держись, — посоветовал Хоб.
— Вуринам. — Шэм заставил себя продолжить. — Что капитан спросила тогда у «Багшафта»? и почему, когда мы ловили большого крота, она спрашивала про цвет?
— А, — Вуринам оставил в покое поля шляпы и повернулся к Шэму. — Вон ты о чем.
Шэм продолжал:
— Это как-то связано с ее философией, да?
— А ты что об этом знаешь? — спросил Хоб Вуринам, подумав.
— Ничего, — промямлил Шэм. — Просто мне показалось, что она как будто что-то ищет. Это что-то определенного цвета. Оно ей нужно. Вот она у всех и спрашивает. А какого оно цвета?
— Кольцо ты кидаешь плохо, — сказал Вуринам. Посмотрел на воронье гнездо, снова на Шэма. — Лазать не умеешь. — Шэм переступил с ноги на ногу, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Вуринама. — При виде древнего барахла впадаешь в задумчивость. Доктор из тебя никакой. Но с цветом ты попал в самую точку, Шэм Суурап.
И Вуринам подался к Шэму.
— Она зовет его цветом слоновой кости, — сказал он тихо. — Иногда просто цветом кости. А раз я слышал, как она сказала «цветом как зуб». Готов спорить на что угодно, она бы его так ни за что не назвала, но я скажу о нем просто: «желтый». — И он выпрямился. — Ее философия, — закончил он навстречу ветру, — желтая.
— Ты его видел?
— Не его — флатографию. — и он сложил ладонь ковшиком, показывая горб. — Здоровый, — сказал он. — Здоровый, как… как я не знаю что. — И шепотом добавил: — Здоровый и желтый.
Философия. Настала Шэму пора задуматься, не ее ли не хватает в его жизни, не стоит ли ему завести себе философию и пуститься в погоню за ней, невзирая ни на какие преграды. Но чем больше он узнавал о кротобойных поездах, тем большую тошноту вызывали в нем разные философии. Своего рода нервную дрожь. «Так я и знал», — подумал он.
Шэму редко хотелось по ночам чего-нибудь, кроме сна. Но тот разговор так взволновал его, что он просто не мог отдаться тусклому забытью. Он не лежал, а сидел, насколько позволяла низкая полка. Слушал, как фыркает за бортом ветер и скрипит металлическая обшивка поезда. Думал о своем. Наконец он встал.
Дрожа от холода, тихонько пробрался меж спящими. Что не так просто в тесном купе, забитом всякой всячиной. На каждом шагу под ноги норовила подвернуться то свернутая веревка, то коврик, то гремучая железяка, то что-нибудь из безделушек, которыми сентиментальные кротобои украшали свое временное жилье, стараясь придать ему уюта. С низкого потолка свисало тоже много такого, обо что можно было треснуться головой. Но дни, проведенные в поезде, не прошли для него даром. Жизнь на колесах изменила его, добавила ему ловкости.
Лестница наверх. Ночная смена уже перешла на другую палубу, но Шэм все равно не высовывался, не желая попадаться им на глаза. Поезд уходил все дальше в холодную глубину рельсового моря, темного, если не считать череды подвесных огней, возле которых кружились маленькие крылатые поклонники, у каждого свои. Блестящими полосами убегали вдаль рельсы, отражая свет, между шпалами метались тени. Звезд Шэм не видел.
Ему захотелось пройти вдоль всего поезда до веревочной лестницы и подняться по ней наверх, в гнездо. Потом ему захотелось показать спящему Вуринаму неприличный жест и вскарабкаться на продуваемую всеми ветрами платформу, где в обнимку с двухсекционным обогревателем коротал ночь вахтенный бедолага, глядя на невидимый во тьме горизонт.
Только безумный капитан станет вести охоту ночью, в темноте перегоняя состав с пути на путь. Впередсмотрящему было приказано искать огни — это могли быть другие кротобои, в худшем случае пираты, или, скорее всего, действующий утиль. Вот именно это, сказал себе Шэм, ему и хотелось увидать.
Не просто — хотя что тут такого простого? — заметить призрачные изгибы балочных ферм в коросте цемента, или разбитый черный купол, или мусор, или железобетонно-стеклянные артефакты с обрывками проводки, тут и там торчавшие из рельсоморья. Нет, найти действующий утиль, подвижный, оживляемый таинственной, неведомо откуда берущейся энергией. Звучащий, светящийся, послушный давно забытым планам. Вот какая была у него мечта, не чета глупой капитанской философии.
Шэм взглянул на болтавшуюся перед ним веревочную лестницу. Ругнулся. Как будто снаружи было не холодно, а ему не страшно. Ну и что, если он выйдет сейчас наверх и что-нибудь увидит? Капитан Напхи сделает еще пометку на карте и сообщит другим. А «Мидас» пойдет дальше, охотиться на кротов.
«Лучше я ничего не буду находить», — подумал Шэм и надулся как ребенок. Прокравшись тем же путем к холодной полке, он лег, запретив себе стыдиться.
На следующий день, когда с высоты раздался крик впередсмотрящего, сердце Шэма подпрыгнуло, но это оказался не крот и даже не совсем утиль. Это было нечто, о чем он и помыслить не мог.
Мир неба состоит из двух слоев, а мир земли — из четырех. Это ни для кого не секрет. Об этом знал Шэм, знает эта книга, знаете теперь и вы.
Сначала идет нижнее небо, оно простирается над рельсоморьем на две-три мили с хвостиком. Примерно на такой высоте воздух внезапно приобретает цвет грязи, а небо застилают — обычно застилают — лохматые токсичные облака. Это граница верхнего неба, где охотятся чудовища, жадные космические летуны. Счастье, что есть туман, скрывающий их от людских глаз; но стоит облакам чуть-чуть рассеяться, и чужеродные твари предстают во всей красе, заставляя наблюдателей вздрагивать от ужаса. Правда, бывает еще, что во время побоищ, которые они устраивают наверху между собой, кому-нибудь отгрызут крыло или ногу, и тогда она свалится вниз и прибьет зазевавшуюся птицу, залетевшую выше, чем подсказывает благоразумие.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!