Девушка с ложью на сердце - Яна Розова

Кваситься вся эта вонючая прелесть будет часов десять, а потом Паша, мудрый, хоть и ленивый до безобразия рационализатор, опустит в синенький скромный тазик рассекатель душа и зарядит на два часа горячую струю. И после, счастливый, отожмет свое бельишко. Этот метод был гордостью Седова.

Пока откисало белье, Паша разобрался со сваленным на стулья барахлом, заправил диван, протер пыль на книжных полках, с которых уже больше двух лет не доставались ни Стругацкие, ни Куприн, ни Набоков, ни Каспаров. Паша больше не читал ничего, кроме этикеток на бутылках, и не интересовался никакими партиями, кроме партии спиртного в соседнем ларьке. В приступе хозяйственности Седов даже вымыл полы, а это потребовало серьезного напряжения воли.

Гордясь собой, он вышел перекурить на балкон. Этот майский вечер для Гродина был, пожалуй, холодноват. Паша вдруг подумал, что прошли зима и весна, а он их почти не помнит.

Дерзкий ветерок сбил пепел с его сигареты и спустился вниз, во двор, где весело прошуршал по молоденьким листьям каштанов, разбросал белые конфетти с цветущей алычи и взметнул золотистые пряди волос молодой женщины, в растерянности стоящей перед подъездом. Секунду назад она вылезла из иномарки, которая теперь плавно отъезжала со двора в сторону улицы. Павел невольно пригляделся к блондинке, угадывая знакомый силуэт.

– Ага, – вслух произнес Паша.

– Я только на минуточку, – оправдывалась она. Ее легкие пальцы нервно касались тонкой кожи под глазом, будто там прилипла ресничка и щекотала и беспокоила Элю. – Мне больше некуда…

Павел стоял, привалившись спиной к дверному косяку, и выразительно молчал.

– Ты боишься, что опять мой муж припрется? – догадалась она. – Он уехал. У него дела в деревне.

– А кто тебя сюда привез? – поинтересовался Паша, не меняя позы.

– Попутку поймала.

«С каких это пор попутки к подъезду довозят?» – спросил себя Седов.

– Если не хочешь меня впускать, может, пойдем в бар? Я угощаю!

– Ладно, пойдем, – неожиданно для себя самого согласился Паша. – Только не в «Бригантину», там бармен болтливый.

Эля привела Пашку в «Созвездие», заведение классом повыше, чем он привык. И он уже приготовился напиться под жалобы на мужа и все такое, как Эля неожиданно подмигнула ему и сказала:

– У тебя такое выражение лица, будто ты лежишь на операционном столе, а доктор говорит: «Прими эту жертву, о Повелитель Тьмы!»

Паша похлопал белесыми ресницами.

– А ты чего веселишься? – спросил он. – Говорила, вроде неприятности? Те мужики сказали – у тебя не все дома…

– Все правильно, – снова улыбнулась она. – Муж уехал!

Вопреки ожиданиям Паши, Эля шутила, болтала ни о чем, пила с ним на равных. Вскоре Седов обнаружил, что хоть он и не пьян в дрезину, но ему вполне хорошо, хочется идти по городу, хочется вдыхать влажный ночной воздух, смеяться.

Он глянул на свою примолкшую спутницу. В полумраке она казалась не просто хорошенькой, а настоящей красавицей: огромные, подведенные полумраком глаза, темные губы на очаровательно бледном лице, погрустневшем и отстраненном. Кого-то она напоминала Паше, но ему некогда было вспоминать, кого именно.

Они вышли из бара.

– А куда мы идем? – спросил Паша.

– Я не знаю, – обронила она.

– Пойдем ко мне!

– Да? – Эля обернулась к нему. Ее взгляд выражал надежду и робкую радость.

…Та ночь осталась в Пашиной памяти как одно из самых удивительных приключений в его жизни. И позже, намного позже, когда все кончилось так странно и страшно, он вспоминал ее, зная, что такого ему уже не пережить. И дело было не в физическом удовольствии, а в том, что случилось с его душой. Откуда взялась вся та нежность, которую он обнаружил в себе и постарался подарить своей случайной-неслучайной подруге? Ее больше не было у Паши, он точно помнил, что все сгорело.

И это длилось долго, а пролетело в один момент.

Наутро он проснулся один, с редким для его образа жизни ощущением бодрости и свежести. Выпил кофе, покурил на балконе, ежась от утренней щекочущей прохлады, и направился в душ. Стоя под ласковым дождем, он заметил на своем бедре след маленького острого ногтя, оставленный этой упоительной ночью. Заметив, что возбуждается от одного только упоминания неких событий, добавил холодной воды.

С утра, разделавшись со стиркой, он вывесил свои облезлые тряпки на балкон и остановился в прихожей возле пятна на обоях. Седов впервые призадумался: почему кровь не выцветает, не буреет и не коричневеет на бумажных обоях?..

В прежние времена Павел Петрович замечал за собой одну особенность: в его голове созревал совершенно посторонний вопрос, и, отвечая на него, Паша обнаруживал, как просыпается его третий глаз. Для работы это было хорошо, но теперь, когда Паша проклял эту свою работу, третий глаз стал раздражающим атавизмом его сознания. Весь последний год Седов насильно закрывал его, но сегодня – не получалось никак, хоть выцарапывай ты этот третий глаз!

Ругнувшись в сторону, он опустился на корточки перед пятном, подумал немного и отцарапал кусочек облитой кровью обоины от стены. Кусочек он положил в целлофановый пакетик, оделся и вышел из дому. Его путь лежал в криминалистическую лабораторию юридического факультета Гродинского университета, где у Паши был приятель.

На обратном пути Пашка привычно глянул на балкон Лили. Балкон был пуст. Обычно на застекленном трехметровом балконе Звонаревых толпились велосипеды их сыновей, стояла стремянка, какая-нибудь объемистая кастрюля, скромно прорисовывались аппетитные силуэты трехлитровок с маринованными огурцами, солеными помидорами, лучистыми компотами и прочими Лилиными заготовками. Переборов желание забыть все, что увидел, Пашка поднялся на второй этаж к квартире сестры.

– Привет, – сказала Лиля, распахнув перед ним дверь. Одета она была в джинсовый комбинезон, а на голове кузины красовалась желтая косынка, повязанная на манер банданы. – Я квартиру продала, вещи вывожу. Не по карману теперь так жить. – Подруга детства вдруг хлюпнула носом.

Мебель в квартире еще стояла, но семейный уют, о котором так хлопотала прежде Лиля, был уже разрушен.

– Это из-за аварии? – Пашкин хрипловатый голос звучал здесь чуждо.

– Из-за тех проклятых денег, что пропали из Лешиной машины.

Они помолчали немного, Паша предложил свою помощь, Лиля ответила, что для этого существуют грузчики. Паша пожелал удачи и двинулся к выходу.

– Слушай, Паш! – окликнула его в дверях Лиля.

Он обернулся. Лиля подошла поближе и спросила, нахмурив тонкие брови:

– А кто эта девушка, с которой ты вчера из дому вышел?

– Просто девушка, – ответил он осторожно.

Лилька вроде бы улыбнулась, а вроде и скривилась.